Перед ужином Оскар решил совершить привычную прогулку верхом. Режим есть режим, и нарушать его позволительно лишь в крайних случаях. Он распорядился оседлать лошадь.
И пока нерасторопный Томас возился с лошадью, Оскар заглянул в гараж, словно хотел убедиться, на месте ли автомашины: шикарный "кадиллак" и скромный "корвер". Проходя мимо противоатомного подземелья - личное убежище на случай ядерного нападения, сооруженное три года назад, - подумал: "Едва ли когда-нибудь потребуется. А ведь стоило немалых денег. Да и надежно ли оно?" Вспомнил атомное убежище Рокфеллеров в центре Железной горы над Гудзоном. Не позавидовал: выброшенные деньги.
Томас подал коня, и Оскар легко и привычно вскочил в седло.
Дождя не было, но над головой еще висели тяжелые аспидно-серые тучи, они двигались медленно, едва заметно для глаза, с запада на восток, обнажив узкую полоску горизонта, на которую осторожно сползало неторопливое солнце. Мокрая, прижатая к земле густо-зеленая, с ржавым оттенком трава стыло поблескивала в предвечерних лучах неяркого солнца. Вислоухие клены, слегка тронутые первым багрянцем; уныло и зябко жались друг к другу, обступив шеренгами усыпанную гравием и хорошо утрамбованную аллею, по которой картинно-манежным галопом гарцевал вороной, стосковавшийся по разминке конь. Иногда Оскар задевал картузом обвислые от дождя кленовые ветки, и тогда и всадника и лошадь обдавал холодный неприятный душ.
Нина Сергеевна наблюдала за мужем с балкона своего будуара. Думала: "А все же он молодец. Неподдающийся. Время его не берет. Следит за собой - это хорошо. Как это сказано у Кришнамурты: о своем физическом теле ты должен заботиться, обращаться с ним хорошо. Ты не должен его переутомлять, ты должен питать его чистой пищей. Оскар строго блюдет это, как заповедь. Режим и диета. Но чем он сегодня так расстроен? Определенно случилось что-то неприятное. Спрашивать бесполезно. Все, что нужно и что можно сказать, он скажет сам. А Колинза жаль - человек честный, порядочный и смелый, мужественный человек. И журналист талантливый. Судьба таких людей всегда была трудной, часто трагичной. Процветают подлецы и бездари. Они при любом режиме всегда на поверхности".
Нина Сергеевна печально вздохнула, потому что взгляд ее упал на письмо Виктора, которое она держала в руке. В отличие от предыдущих писем - кратеньких, лаконичных - это письмо было длинным, с жуткими подробностями. По всему чувствовалось, что писал человек либо в состоянии опьянения, либо в состоянии какого-то душевного надлома. Письмо это пугало. Нина Сергеевна шала, что Виктор в отличие от своего отца хотя и не трезвенник, но далеко и не алкоголик. Она больше всего опасалась наркотиков: слышала, что наркомания среди американских военнослужащих во Вьетнаме принимает катастрофические размеры. "Не дай бог, и Виктор", - в тревоге подумала она и, удалившись в комнату, стала перечитывать письмо.
"Наша эскадрилья по-прежнему базируется на окраине города П. В последнее время нам чертовски не везет: какой-то рок висит над нами. На прошлой неделе мы" потеряли командира эскадрильи капитана Сиделя. Их самолет был сбит ракетой вьетконговцев над переправой, которую мы бомбим уже второй месяц, а она, словно заколдованный дьявол, по-прежнему действует. Второй самолет мы потеряли на ней. Хоринг и Сидель не успели катапультироваться - их самолет в воздухе разнесен в щепки вместе с экипажем. Храбрые были парни. У Джина Хоринга двое детей - славные, очаровательные девчушки. Теперь сиротки. Для них не осталось даже могилки отца: прах его развеян в этих проклятых джунглях.