Бородинское поле

- Здравствуйте! Мы тут с москвичами обсуждаем вопрос озеленения столицы. Нужны липы в возрасте сорока лет. Говорят, у вас есть такие. Есть? Очень хорошо. Надо помочь товарищам москвичам.

И Никулин вспомнил, как уже на третий или четвертый день после этого разговора в Москву вошла колонна автомашин, груженных сорокалетними липами, корневища которых были аккуратно упрятаны в деревянные ящики. И тотчас же эти липы сажали на улице Горького и в Охотном ряду, на центральных площадях. И переселенцы из-под Курска и Воронежа прекрасно прижились в Москве.

Поговорив с Воронежем, Сталин продолжал, все так же расхаживая вдоль длинного стола:

- Вы сказали о Садовом кольце: вырубили деревья. Нас ругают москвичи за такое браконьерство. - И, точно не желая бередить больную рану, поспешно заговорил, глядя на Никулина уже добродушным, мягким взглядом: - Что касается Садового кольца, то, говоря откровенно, выхода у нас не было. Проезжая часть по этой кольцевой и оживленной магистрали не успевала пропускать транспорт, который резко увеличился и будет увеличиваться с каждым годом. Нельзя забывать об общественном транспорте. Это сложная, чрезвычайно важная и первостепенная проблема. Не решив ее положительно, мы не можем говорить о благоустроенности города. Хочу обратить на это ваше внимание. Мы не можем считать нормальным, когда люди, наши советские люди, рабочие и служащие, по пятнадцать-двадцать минут стоят на трамвайных и троллейбусных остановках, нервничают, а затем в переполненных вагонах теряют здоровье, на восстановление которого мы тратим огромные средства. В конце концов, налаженная работа общественного транспорта - это здоровье, хорошее настроение и продуктивная работа людей на предприятиях и в учреждениях.

Спустя четверть века Никулин с грустью и сожалением думал, что проблема общественного транспорта в столице не решена до сих пор, что по-прежнему на троллейбусно-автобусных остановках люди подолгу ждут переполненные машины, теряют время и здоровье…

Ярославское шоссе сверкало рубиновыми точками убегающих в сторону Москвы автомашин. Встречные были редки. Жена дремала, шофер молчал. И Дмитрий Никанорович продолжал предаваться воспоминаниям.

У железнодорожного переезда образовалась длинная вереница автомашин. Стояли долго. Водители в сердцах ругали этот "чертов переезд" у Мытищ. Рядом, над железной дорогой, строился шоссейный путепровод. Строительство велось быстро, и Никулин с удовлетворением отметил про себя: скоро здесь не будет светофора и дорогостоящих простоев автомашин у шлагбаума. Это хорошо. А вот городской общественный транспорт - уязвимое место Москвы. Все еще не хватает троллейбусов и автобусов, все еще безалаберно работает диспетчерская служба: на одних маршрутах густо, на других - пусто.

- Что так долго стоим? - подала голос жена.

- Переезд, - ответил Дмитрий Никанорович.

- Два поезда пропустили, ждем третьего, - пояснил шофер и прибавил: - А генералы нас обогнали.

- Что за генералы? - не понял Никулин.

- Да эти, что были у Олега Борисовича.

"Выходит, и они выехали вслед за нами", - подумал Никулин. Теперь мысли его перешли на Макарова и Думчева. Генералы ему определенно нравились. Особенно Макаров. В нем подкупала прямота в суждениях, гражданская страсть, осведомленность и заинтересованность. Казалось бы, какое ему дело до памятников архитектуры, и вообще до градостроительства? Разве мало своих, военных забот? Впрочем, а почему бы и нет? Вопросы эти касаются всех, и архитектура Москвы интересует не только строителей и зодчих. Она всенародна, как произведения искусства и литературы, она - достояние общенациональное.

В Москве поток автомашин еще гуще. Напротив ВДНХ - пробка. Никулин посмотрел в сторону монумента "Рабочий и колхозница", созданного Верой Мухиной, с которой был знаком. Подумал с досадой: вот ведь гениальное творение, шедевр эпохи, содержащий в себе необыкновенный идейный накал. А стоит не на месте. Сделали его декоративным придатком к ВДНХ, принизили в прямом и переносном смысле: усекли постамент, да еще рядом соорудили гигантский по размерам и примитивный по содержанию обелиск. Об этом уже не раз говорили на разных административных уровнях: монумент "Рабочий и колхозница", как символ новой эпохи, должен занять почетное самостоятельное место у главных ворот столицы, где бы в полную меру раскрылось его эмоциональное звучание. Но дальше разговоров дело почему-то не идет. А ведь это тоже вопрос архитектуры и благоустройства столицы.

2

Макаровы возвратились домой в девятом часу: Глеб Трофимович регулярно смотрел по телевидению программу "Время". Внизу, у почтовых ящиков, Лена сказала:

- А нам письмо. У кого ключи - доставайте.

Конверт был увесистый, со многими штемпелями, и сразу видно, чужестранный. И обратный адрес по-английски.

- Из Америки, - сдерживая волнение, негромко сообщил Глеб Трофимович, держа в руке конверт и не отдавая его сгоравшей от любопытства дочери.