Бородинское поле

"Может, сходим?" - сказала Варя. "Зачем? - вяло отозвался Олег.

Была еще афиша, скорее, объявление, оповещавшее о выступлении в заводском клубе русского оркестра "Боян" под управлением Анатолия Полетаева. "На этот бы я сходил, да далеко добираться: клуб-то на окраине города", - сказал Олег. "В клуб я не хочу, - отозвалась Варя и напомнила: - Мы же решили в "Будапешт". После концерта не успеем: рестораны до одиннадцати часов".

"Будапешт", расположенный в самом центре Москвы, между Неглинкой и Петровкой, когда-то назывался "Аврора". Просторный зал с мраморными колоннами, хорошая кухня, какая-то слоя, особая атмосфера - все это когда-то, еще до войны и в первые послевоенные годы, привлекало Олега и Варю.

На этот раз свободных столиков не оказалось, и они сели за стол, за которым сидели двое уже немолодых мужчин, как потом выяснилось, приезжих, проживающих здесь же, в гостинице "Будапешт". Они спустились поужинать. На эстраде оглушительно играл джаз, и чернобородый откормленный юнец, похожий на библейского апостола, гнусаво шептал в микрофон стихи Есенина на невообразимый мотив.

- Жаль, что Есенин не слышит, как над ним измываются благодарные потомки! - явно негодуя, сказал командированный.

- А может, напротив, хорошо, что не слышит? - поддержал реплику Олег. - А то перестал бы писать стихи или вторично ушел бы в мир иной от такого зрелища.

Потом начались танцы уже под какой-то бешеный рев джаза. Выходили пары, молодые и пожилые, с осоловелыми глазами, раскрасневшимися лицами. Одни томно прижимались друг к другу, точно хотели навеки слиться воедино, другие, напротив, отойдя друг от друга и извиваясь корпусом, выделывали умопомрачительные па. Особенно запомнилась одна тощая, плоскогрудая, жилистая девица. В ней столько было нерастраченной энергии, азарта и огня, что казалось, в какой-то критический миг ее тело не выдержит такого бешеного темпа - разлетится на части.

Она высоко, до уровня плеч, подбрасывала тонкие смуглые ноги, выкидывала в стороны руки-плети, с такой силой отбрасывала голову, что казалось, та вот-вот оторвется.

- Во дает, во выкаблучивается! - с убийственным смехом говорил один из командированных. И добавил: - Как в кино, когда времена нэпа показывают.

Варя глядела на эти танцы негодующими глазами, и Олег, чувствуя отвращение к этой, как он выразился, мерзости, быстро рассчитался с официантом.

На улицу вышли с чувством горечи и досады. И тогда в них пробудились воспоминания, как осенью сорок первого, перед уходом Олега на фронт, они с Варей в Колонном зале Дома Союзов слушали симфонический концерт. Дирижировал тогда выдающийся музыкант Николай Семенович Голованов. И пожалели, что пошли в ресторан, - лучше бы в Колонный зал на концерт. Олег посмотрел на часы и сказал: "А мы еще успеем. Пошли". Они успели. В кассе были билеты, играл Большой симфонический оркестр. За дирижерским пультом стоял невысокий, коренастый человек с гривой Бетховена - Константин Константинович Иванов, воспитанник Буденного, бывший трубач Первой Конной армии. Исполнялись Чайковский, Римский-Корсаков, Рахманинов. После ресторана с невероятным джазом и безголосым певцом, после сексуальных танцев атмосфера Колонного зала показалась до боли родной, точно они с дикой планеты вернулись в отчие края. И снова они были молодыми, красивыми и гордыми.

Олегу казалось, что внешне Варя мало изменилась за эти прошедшие тридцать лет. Но вместе с тем в характере ее произошли какие-то серьезные перемены. Не было прежнего душевного тепла и нежности, а его ласки она грубо отвергала. Все куда-то улетучилось, растаяло. Он не заметил, когда это произошло, лишь подозревал, что Варя кем-то увлеклась, так как другого объяснения ее черствости он не находил, хотя для подобных подозрений не было никаких оснований. Варя внушала ему мысль, что такова природа человеческих взаимоотношений: любовь, мол, проходит, остается чувство уважения. Олег не желал с этим мириться, решительно отвергал, как он говорил, подобные доморощенные теории, но взаимности не получил. Постепенно, год за годом, их чувства черствели, холодок между ними усиливался, появились раздражительность и недовольство с обеих сторон, взаимные компромиссы, которые прежде рассеивали недоразумения, были позабыты. А внешне, для постороннего глаза, все, казалось, как надо: хорошая, благополучная семья.

И вот концерт в Колонном зале обрадовал их и вместе с тем напомнил о чем-то далеком и прекрасном, что незаметно ушло от них, навсегда потеряно. "Навсегда ли? А может, временно? - с надеждой спрашивал себя Олег и отвечал: - От меня это не зависит, и не по моей вине потеряно".

Варя слушала музыку с большим волнением. Она словно погрузилась в неожиданно новую сферу, найдя там праздник души. Музыка очаровывала и в то же время тревожила, больно задевала сокровенные струны, порождала воспоминания. Но Варя была далека от признания собственных ошибок и вины. Она просто тосковала о чем-то несбывшемся, прошедшем мимо.