- Но почему я ничего не знала об этом проекте?
- Извини, не хотел тревожить, ворошить все мерзости, которые происходили на обсуждении.
- И Брусничкин выступал?
- Сам - нет, помалкивал. Он был главным дирижером. В каждом выступлении явственно звучал голос Леонида Викторовича.
Олег поставил возле тахты, на которой сидела Валя, круглый журнальный столик, водрузил на него сахарницу, банку с растворимым кофе, вазу с сушками, сухарями, печеньем и конфетами. Сам сел не на тахту, а в низкое кресло напротив Вали. Сказал:
- Нашу сегодняшнюю встречу следовало бы отметить хорошей бутылкой вина. Но я за рулем. А как ты?
- Одна? Нет, благодарю.
Пили кофе с сушками. Впервые они оказались вдвоем. Прежде Валя всячески избегала такой встречи. Сейчас им никто не мешал просто смотреть друг на друга доверительно и нежно. Оба они давно думали об этой встрече, ждали ее: Олег с нетерпением, Валя с тревогой. Его восхищенный, полный нежности взгляд смущал Валю, она видела в этом взгляде и неистовое увлечение, и страстное желание. Последнее пугало ее, порождало в душе смятение, напряженное и радостное. Она задыхалась от обуревающих ее чувств. Всем сердцем, всем существом она принадлежала ему, но тело ее сопротивлялось, оно не было готово сделать последний шаг. Валя сказала себе самой торопливо и лихорадочно: если это случится помимо ее желания, она не простит ему, во всяком случае, он многое потеряет в ее глазах. А это будет печальная потеря - прежде всего для нее.
Олег отодвинул в сторону столик с пустыми чашками и сел на тахту рядом с Валей.
- Я вымою посуду, - сказала она и попыталась встать. Он удержал ее, осторожно положив руки ей на плечи и устремив на нее глубокий, всеобъемлющий взгляд, в котором отражались бездонная синева, ожидание, надежда и страсть.
- Я это делаю сам.
Горячими руками он ощущал, как дрожат ее беспокойные плечи, и вспомнил: так дрожит зажатая в руке пойманная птичка. Ему казалось, что под напором обуревающей страсти он начинает терять над собой контроль. Она повернулась к нему мягко и послушно - маленькая девичья грудь ее вздымалась, тонкие прозрачные ноздри трепетали, а взволнованное лицо и блестящие родниковые глаза выказывали глубокое, сосредоточенное чувство любви. Олег взял в свою руку ее маленькую, почти детскую руку, в которой, однако, ощущалась физическая сила и твердость, и поднес к своим губам. Почувствовав прилив нежности, Валя порывисто прильнула к нему, и губы ее коснулись его горячего лица. Он обнял ее бережно в долгом поцелуе, и голова ее коснулась подушки.
- Не надо, ради бога, очень прошу, не сейчас, - умоляюще шептала она, глядя на него в упор, и взгляд ее проникал ему в душу. Он почти физически ощущал его. Что-то далекое, непознаваемое, непостижимое и прелестное виделось Олегу в этом самом дорогом, самом близком ему человеке.
Олег отпрянул, словно опомнившись, виноватый и пристыженный, опустил голову, сжав ее руками. Потом повернул к Вале пунцовое лицо и прошептал искренне и нежно:
- Прости, родная.
Какая-то голодная тоска и смущение прозвучали в его голосе и отразились в глазах. Валя молча закивала, отдаваясь чувству восторженной радости и душевного просветления. Олег поднялся, набросил на плечи серый пиджак, сказал негромко и ласково:
- Ну что, поехали в Подгорск?
- Да, поехали, - прошептала Валя и неожиданно для Олега обхватила его шею обеими руками и поцеловала в губы неистово и яростно. Затем, взяв свой планшет с эскизами, так же стремительно направилась к выходу.
В Подгорск они приехали пополудни. Июньское солнце ослепительно отражалось в золоченых маковках соборов, и радужные нимбы вокруг них сливались в яркое торжественное сияние. Высокая колокольня, устремленная в лазурную высь золотой короной, царственно и величаво главенствовала над древним городом, в котором странно соседствовали аляповатые, совершенно бессмысленные и никому не нужные балконы и резные наличники нигде не повторяющегося рисунка старых, ветхих, доживающих последние годы, а то и дни домов. С поклонной горки весь ансамбль монастыря, со всеми своими соборами и палатами, смотрелся нарядно и празднично, сливался с окружающим в цельную гармонию. Сбавив скорость, Олег сказал сидящей рядом с ним Вале:
- Какая красотища! Когда я смотрю на этот ансамбль, меня охватывает какой-то несказанный праздничный настрой. В душе звучит дивная музыка, исходящая откуда-то из российских недр, из глубины веков. В ней слышится нечто непреходящее, великое и вечное.
В голосе его звучала волнующая дрожь.
- Да, наши предки понимали прекрасное и умели его создавать, - согласилась Валя. Она испытывала те же чувства, что и он, и мысли у них были одинаковые, и неутоленные сердца их бились, как теперь принято говорить, синхронно. Но Валя по своему характеру была малоречива, сдержанна и не умела высказывать вслух свои чувства. Лишь в глазах ее сверкало томное умиление.