Борцы

Остановились у церкви с разбитой колокольней. Когда выстроились в очередь за обедом, разорвался первый «чемодан». Он угодил как раз в группу сенегальцев. На их месте оказалась зияющая яма да яркие тряпки. Снаряды летели один за другим; обедать пришлось на ходу. Обе колонны тронулись дальше. С пригорка открылась большая широкая равнина. Почва поддавала при каждом шаге. Шли гуськом по тропинке, сенегальцы — впереди. Где-то в глубине разбредались по траншеям. В узких проходах заплечные мешки и винтовки мешали движению. Над головами свистели пули. Там, где траншея была неглубокой, приходилось ползти на четвереньках. Пули срезали земляной бруствер. Безжизненно упал один солдат. Он был мёртв, и его выбросили наверх, чтобы не мешал движению. Вскоре начался артиллерийский обстрел... Наконец показался глубокий окоп. Можно было сбросить тяжёлые мешки. Со всех сторон полыхало зарево; казалось, солнце заходит одновременно на западе и востоке. Впереди и с боков тянулись к небу чёрные столбы дыма. Несмотря на поздний час, обстрел не прекращался. В небе плавали разноцветные ракеты. Солдаты засыпали, кто где сидел. Коченели от холода.

Наутро началась атака. Сенегальцы сбросили ботинки и босиком, с гортанными криками бежали на неприятельские позиции. Многие полегли у проволочного заграждения. Сапёры ножницами перерезали проволоку. Снаряды разрывались рядом. Без перерыва били пулемёты. Люди ползли под проволокой, бросались в проходы, обгоняли друг друга. Никита старался не отставать от сенегальцев. Вместе с ними он очутился на пригорке. Навстречу выскочили немцы. Винтовки наперевес, раскрытые в крике рты. Рядом с Никитой повалился в траншею рослый сенегалец, увлекая за собой и двух немцев. Рыжий солдат целился штыком в Никитин живот. Никита застрелил его в упор, прыгнул вслед за сенегальцем, ударил кого-то штыком, споткнулся, выронив винтовку, и почувствовал на своей спине врага. Инстинктивно он упал на спину, придавив немца. Потом вскочил и, не обернувшись, побежал по широкому окопу. Впереди испуганно метнулся в сторону немец, Никита уложил его кулаком, ринулся дальше, видя, как перед землянкой катаются два сцепившихся тела. Не успел подбежать к ним, как они распались и остались лежать бездыханно, раскинув руки. В это время раздался грохот, и Никита потерял сознание.

Придя в себя, он понял, что терял сознание лишь на мгновение, в воздухе ещё стояла пыль от взрыва. Он лежал у землянки, двери в которую были сорваны взрывной волной. Кроме двух убитых, никого не было рядом. Прислушался. «Кап-кап-кап»,— капала вода с земляной стенки. Значит, слышит. Но тишина удивляла. Осторожно выглянул через бруствер — кроме мёртвых, никого. Колючая проволока облеплена трупами. Он отыскал свою винтовку и хотел возвратиться к своим, но рядом тенькнула пуля. Понял: следят. Примерно через час попробовал выглянуть ещё, но опять раздался выстрел. Надел шапку на штык и поднял над собой.

«Пиу, пиу»,— пропели две пули. Стреляли сбоку, из-за укрытия.

Нечего было и думать пробираться сейчас к своим. Надо было дожидаться ночи. Он пожалел, что перед атакой бросил мешок — хотелось есть. Пошарил в карманах убитых, но ничего не нашёл. Прошёл несколько шагов по траншее, за поворотом увидел мёртвого сенегальца: его глаза уставились в небо, белые зубы оскалены. Никиту передёрнуло, преодолевая подступившую тошноту, обшарил карманы солдата. Как и ожидал, там оказались шоколад и сигары. Съел обе плитки, закурил, но, закашлявшись с непривычки, выбросил сигару. Захотелось пить, у одного из немцев была алюминиевая фляга с водой... После этого решился осмотреть землянку. Там было светло. Подняв взгляд, он увидел, что в потолке зияет дыра; светлые брёвна торчали, как рёбра; земля засыпала стол, лежала большой грудой на полу. Из-под досок торчали ноги в сапогах. Никита разбросал доски, увидел немецкого солдата. На его щеке была чёрная дырочка от пули. Раненный, он, видимо, забрался в эту землянку.

Здесь его и накрыл снаряд. Немец тяжело приподнял веки. Попросил по-французски:

— Пить...

Ему было всё равно, кто перед ним. Он видел лишь человека, живое существо; цвет одежды его, раненого, не интересовал.

Он видел человека...

Никита выскочил за флягой, открыл губы раненого и влил в его рот воды. Немец поблагодарил его глазами.

«Да он такой же, как я,— сделал вывод Никита.— И это мой враг? Странно... Он в моих руках. Мне не надо его убивать. Стоит снова засыпать досками, и он умрёт... Но у меня нет такого желания... А если бы мне дали убить француза-повара или его русского дружка? Нет, рука бы не дрогнула... Тогда кто же мой враг?.. »— мучительно думал Никита.

Чёткие после разговора с полковником мысли снова смешались.

Он осмотрел землянку и отыскал жестяную банку с мясными консервами. Открыл её ножом и подошёл к раненому. На ломаном французском языке спросил:

— Хочешь? Есть хочешь?

— Пить.