Босиком по краю моря

– С нее станется, – подтвердил отец, – но ты с ней строже, строже…

– Не вмешивайся и не подзуживай. Они разберутся… – мудро заметила Татьяна Владимировна.

– Гусь очень вкусный, но я больше не могу лопать, – сказала Женя.

Пока все разговаривали, она успела съесть поджаристый хвостик и ободрать почти всю хрустящую корочку.

– Давай прогуляемся немного, – предложил Бояров. – Там такая тихая снежная ночь!

– Далеко не ходите, – заволновалась Татьяна Владимировна.

– Мы здесь, по улице до поворота и назад, – заверил ее Олег и повернулся к Жене: – ты просто сапоги надевай и шубу прямо на этот свой домашний костюм. Там не холодно, а просто свежая, мягкая погода.

Женя слезла со стула, уточкой переваливаясь, пошла к вешалке. Олег помог ей натянуть сапоги, и они вышли на крыльцо.

– Как же пахнет! – сказала Женя.

– Потрясающе. Всем подряд – снегом, хвоей мокрой, морем и даже пирогами.

– Это соседи коврижки пекли весь день. По-моему, вся улица пропиталась запахом кардамона и корицы.

Бояров промолчал. Когда они вышли за калитку, он взял Женю под руку.

– Не возражаешь? А то шлепнешься, меня Илья Петрович убьет. И правильно сделает.

– Что такого ты ему наговорил? – спросила Женя.

– Ничего, только правду.

– А про ребенка?

– Умолчание не есть ложь. Иногда, – серьезно ответил Олег, – а еще есть то, что не надо знать другим. Только двоим.

– Троим, – поправила его Женя.

– Послушай, я не хочу обсуждать третьего. С твоего позволения, конечно. Я не буду тебя торопить. Ты еще раз подумай обо всем. У меня есть только одно условие.

– Условие? Какое?

– Если ты мне ответишь «да», имя третьего никогда не всплывет в нашей семье. И родившийся ребенок будет нашим. Твоим и моим. Понимаешь, это мы, взрослые, можем пережить обрушение собственного мира. А вот ребенок – для него бесследно это не проходит. Поэтому наш ребенок никогда и ничего не узнает.

– Бояров, ты понимаешь, что я не готова отвечать тебе? Я даже не представляю, как и когда случится такое, что я отвечу «да». И как это «да» сказать, если мы только работали вместе?!

– Женя, если ты вспомнишь, как мы работали, общались, куда мы вместе ездили по делам, о чем мы разговаривали, ты поймешь, что мы ближе друг другу, чем те, кто ходил на свидания, в кино или проводил вместе выходные. Понимаешь, мы стали близкими людьми, пройдя через очень сложный период. А это порой важнее, чем поцелуи.

– Я целоваться люблю, – заметила Пчелинцева.

– Я тоже. И я бы целовал тебя, не веди ты себя так строго.

– А я строго себя вела?

– Ужасно. А еще ты умеешь так словом припечатать, что я даже стеснялся порой что-то тебе сказать. Не связанное с работой.

– Кто бы мог подумать! Но, знаешь, я чувствовала, что нравлюсь тебе.

– Слава богу. Я уж так это демонстрировал, что посмешищем стал в конторе.

– Да, правда?!

– Да. Ты не замечала. Ты у нас человек стремительный…

– Как и ты… Как и мы… Словом, мы все собрались такие стремительные.

– Да, – хмыкнул Бояров, – мы же договорились не упоминать…

– Но я же еще не сказала «да», – рассмеялась Женя.

– Тоже верно. Все равно не надо… Конечно же, тебе решать… Я же не знаю, как ты относишься…

– Никак. Эта тема закрыта. Раз и навсегда. Кстати, ты мог даже не говорить об этом. Я сейчас тебе скажу и на этом мы поставим точку. Мне было обидно. Я даже плакала. А потом вдруг поняла, что не могла требовать или рассчитывать на что-то иное. Не тот человек, не те взгляды. Так бывает. Мой выбор – осознанный. Этот человек тут ни при чем. Ни в каком смысле. Поэтому можешь быть спокойным. Если я тебе отвечу «да»…

Пчелинцева сознательно не произнесла фамилию Суржикова. Отныне этот человек оставался на далекой периферии ее жизни.

– Я понял тебя, – кивнул Бояров.

– Но, знаешь, у меня вопрос к тебе. – Женя остановилась и повернулась к Олегу.

– Задавай. Наш Новый год похож на викторину.

– А как ты это переживешь? Как привыкнешь к мысли, что ребенок не твой. И как ты себя убедишь, что он – твой? Как справишься с тем, что я встречалась с другим, наверное, любила его? Это как же надо себя сломать? И каким же надо быть уверенным в будущем, чтобы вот сейчас делать женщине предложение. Не логично ли бы это сделать после… После родов?

– А я не ломаю себя. Я уже говорил, что отец тот, кто воспитал. А я готов воспитывать этого малыша. Я готов признать его своим и усыновить.

– Он будет расти, и ты станешь замечать в нем черты другого. Каково это? Выдержишь ли? Не сорвешься ли на этого ребенка?

Бояров не ответил. Некоторое время они шли молча. Потом он сказал:

– Знаешь, я даже не задумывался об этом. Вот ты это сказала сейчас, и я вдруг на минуту испугался.

– Я – мать. Я должна думать и опасаться таких вещей. Вот видишь – и ты испугался.

– Испугался только на минуту. Понимаешь, мне в голову такое не пришло. Он бы рос и был дорог мне всеми своими чертами. И еще. Мне дорога семья.

– Ты же был женат и развелся не так давно.