Босиком по снегу

— Немедленно присылайте группу экстренного реагирования! — завопил на том конце провода пронзительный женский голос. — Скорее, быстрее, мы еле-еле его скрутили. Сильный, скотина — вырывается, кусается! Опасаемся, что после его укусов всем прививки от бешенства придется делать.

— Подождите, гражданка, не вопите так. Успокойтесь и объясните нормально. Кто вы такая и что произошло?

— Как это — кто? — возмутилась женщина. — Администратор ветлечебницы. Он покусал здесь всех! Прямо с цепи сорвался, будто его из клетки только что выпустили.

— Так клетки надо лучше запирать, — назидательно посоветовал Анин. — И вообще, почему вы в прокуратуру звоните? Сообщите о случившимся в местное отделение милиции. Они приедут и пристрелят его.

— Как пристрелят? — растерялась женщина. — Что, так вот сразу и пристрелят?

— Вы же сами сказали, что он бешеный, — раздраженно возмутился Анин.

— Ну да, вроде того, — подавленно сказала женщина. — Только ведь жалко…

— Послушайте, девушка, не морочьте мне голову! Жалко ей, видите ли. Раз жалко, усыпите, чтобы не мучился, и дело с концом. У вас же наверняка есть препараты — один укол, и все — тютю, больше никаких беспокойств ни мне, ни вам.

— Вы чудовище, — всхлипнула девушка. — Мерзкое чудовище! А я вас еще бутербродами кормила!

— Бутербродами? — тихо переспросил следователь и разом вспотел. — Оксана? Это вы? Господи! Что случилось? Кого вы там скрутили?

— Живодера, кого же еще? Он как вошел, я сразу его узнала. Высокий, рыжий, с бородой и усами. Правда, одет был не в собачью шубу, а в куртку, — продолжая рыдать, объяснила Оксана, и Анину стало совсем плохо: он побледнел, потом покраснел и, в конце концов, позеленел.

— Ждите, сейчас буду, — вытирая рукавом холодный пот со лба, сообщил следователь, кинул трубку на рычаг и выбежал на улицу.

Майор мог легко поехать на служебной «Волге», но в этом случае наружу выплыла бы идиотская история, в которую он ухитрился влипнуть, и несчастный следователь опозорился бы до конца своих дней. К тому же, ехать предстояло недалеко, всего пару остановок. Заскочив на бегу в подкативший к остановке транспорт, Анин пристроился у передней двери и глубоко задумался над тем, как ему уладить данное кошмарное происшествие. «Бедный мужик, скрутили ни за что, ни про что», — сочувственно вздохнул следователь, с беспокойством наблюдая за поведением людей в салоне. Большинство пассажиров как-то странно косились на него, перешептывались, смущенно улыбались, а одна дамочка даже истерично хихикнула и отвернулась к окну. Вслед за дамочкой хихикнули еще несколько человек, смех нарастал, и через минуту весь автобус сотряс дикий хохот — ржали все без исключения и, несомненно, ржали они именно над ним. Автобус остановился на нужной остановке, майор пулей вылетел из распахнутых дверей, соскочил с подножки прямиком в грязное месиво из талого снега и одной ногой почувствовал легкий холод… Медленно опустив глаза, готовые вылезти из орбит, вниз, Анин издал тихий вопль отчаяния и громко выругался: на правой ноге майора красовался потрепанный дырявый тапочек, на левой — высокий ботинок на меху.

Минуту он стоял, не шевелясь, в луже, выпучив глаза и разведя руки в стороны. Тем временем нога в тапке стала подмерзать, мозг же, напротив, оттаял и заработал в полную силу, выдавая множество вариантов выхода из сложившейся тупиковой ситуации. Варианты были самые разнообразные. Например, первая идея, которая пришла в его возбужденную голову, заключалась в том, чтобы воспользоваться своим служебным положением и конфисковать у кого-нибудь правый ботинок. Он даже присмотрел кандидата — молодого человека, который таращился на него, стоя неподалеку с открытым ртом. Рожа юноши была такой омерзительной, что Анин даже сделал два шага в его сторону, но вовремя опомнился, вытряхнул из тапка мокрый снег и стал подумывать о том, не вернуться ли ему в прокуратуру. Но чувство долга взяло верх: решительно сорвав с шеи любимый светлый кашемировый шарф, новенький, подаренный супругой на прошлый Новый год, Сергей Петрович примотал им тапок к ноге и, нарочито прихрамывая, посеменил по направлению к ветлечебнице. Лицо следователя при этом исказила гримаса мучительных страданий, глаза печально смотрели на мир, а спина сгорбилась от невыносимой боли — все шло просто великолепно: люди больше не смеялись над ним, а провожали его скрюченную, прихрамывающую фигуру взглядами, полными сочувствия и сострадания. Пару раз он, правда, все перепутал и начинал было хромать на другую ногу, но у ветлечебницы совсем освоился и вжился в образ до такой степени, что сам поверил в свою хромоту и страдальчески взвыл, как раненый зверь, напугав несчастную Оксану, которая вышла его встречать на улицу.

— Господи, что с вами? — растерянно таращась на его ногу, спросила девушка.

— Бандитская пуля, — гордо объяснил следователь и выпятил грудь колесом, ожидая щедрой порции сочувствия, но не тут-то было. Оксана скривилась и, гневно сверкнув глазами, спросила: