Мария БРИКЕР

БОСИКОМ ПО СНЕГУ

Пролог

Город Владимир, май 1983 года

Мамука пел! Мамука пел в ванной арию Ленского из оперы «Евгений Онегин», пел со сладострастием, ужасающе фальшивя и пытаясь переорать шум воды. Пел уже двадцать минут.

Ниночка нервно отбросила журнал «Огонек» в сторону, откинулась на спинку дивана и ладонями закрыла уши.

Не помогло.

– Куда, куда вы удалились?!! Весны моей златые дни?!! Что день грядущий мне готовит?!!

– Грядущий день тебе готовит смерть, если ты не заткнешься, – приподнявшись, простонала Ниночка, вновь рухнула на диван и прижала к голове подушку.

Не помогло. Козлиное блеяние мужа прорывалось сквозь все преграды.

Со слухом у Мамуки Муртазовича Далакмишвили всегда было плохо, но это нисколько не смущало супруга. Его вообще тяжело было чем-либо смутить. Что, в конце концов, могло обескуражить уважаемого в городе человека, активно продвигаемого по партийной лестнице члена, профессора университета, лучшего преподавателя истории КПСС, обладателя роскошной, обставленной по последнему писку номенклатурной моды трехкомнатной квартирки в центре города?

Репутация Мамуки Муртазовича была безупречна, или почти безупречна. Женившись на Ниночке, Далакмишвили немного прогадал, пытаясь поймать двух зайцев одновременно. Причина была в отце супруги, человеке влиятельном, богатом и, соответственно, далеко не безгрешном. Ян Лацис, отец Нины, с виду скромный работник мастерской по ремонту ювелирных украшений, подпольно снабжал партийную и прочую элиту искусно выполненными декоративными изделиями собственного производства. Феномен отца Ниночки заключался в том, что, обладая тонким вкусом, он не гнушался производить и китч, четко следуя пожеланиям клиента: «торгашки» уходили от него увешанными массивными брильянтами и рубинами, а жены дипломатов получали изысканные вещи тонкой работы. Довольны оставались все, поэтому Яна не трогали – слишком много влиятельных людей, вернее, жен и любовниц этих влиятельных людей, готовы были в любой момент замолвить за него словечко, но специальные органы внимательно наблюдали за его работой, неусыпно держа мастера под прозрачным колпаком. Ситуация могла измениться в любую минуту, поэтому, получив в приданое увесистый куш, знакомства с нужными людьми и молодую красавицу-жену, высокую блондинку с необыкновенными дымчато-серыми глазами, Мамука Муртазович вместе с тем стал обладателем весьма серьезных проблем, и путь в Москву, куда он всячески стремился, для него оказался закрыт.

Шум воды в ванной комнате прекратился. Однако, закончив водные процедуры, Мамука Муртазович умолкать не собирался и в гостиную вплыл на самой высокой ноте, с животрепещущим вопросом на устах: падет ли он стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?.. Пожалуй, если бы у Ниночки в этот момент был под рукой арбалет, то на риторический вопрос супруга она ответила бы утвердительно. Но так как в ее распоряжении оружия не оказалось, пришлось запустить в мужа подушкой. Мамука понял жест по-своему, игриво погрозил жене пальчиком, поправил обмотанное вокруг пивного брюшка полотенце и, сложив губы трубочкой, чмокнул воздух.

Ниночку затошнило. Мутило ее все утро, но сейчас это состояние достигло апогея. Она вскочила с дивана и бросилась вон из гостиной. Спустя пять минут, нажав на рычаг сливного бачка унитаза, прополоскав рот и умывшись холодной водой, Ниночка бодро вернулась в комнату. Мамука Муртазович стоял на том же месте, в той же самой позе, и сосредоточенно хмурился.

– Что тебе приготовить на завтрак? – доброжелательно спросила Ниночка и с сияющей улыбкой посмотрела на мужа. Приступ дурноты наконец прошел, впервые за все утро ей захотелось есть, и воображение живо нарисовало Ниночке яичко, бутерброд с сыром и чашку сладкого чая с лимоном.

– Ничего не нужно, дорогая. Сегодня я решил устроить себе разгрузочный день! – торжественно сообщил супруг. – Кстати, почему ты еще не одета? Ты же собиралась поехать к отцу пораньше, помочь ему приготовить все к сегодняшнему торжеству?

– Может быть, ты все-таки покушаешь? – растерялась Нина. Отказ от завтрака означал одно – Мамука смертельно заболел.

– Нина! Не заставляй меня повторять дважды, – грозно сказал супруг. – Собирайся. Времени уже – половина одиннадцатого. Отец обидится, если ты опоздаешь.

– Ты думаешь?.. – удивилась в очередной раз Нина.

По поводу вечернего мероприятия она нисколько не волновалась. Ее участие в подготовке к юбилею было только формальным: к плите и сервировке стола Нину категорически не допускали. В доме Яна Лациса всем заправляла экономка отца – Елизавета Модестовна. Появилась она вскоре после смерти матери Нины и со временем сумела отвоевать для себя место полноправного члена семьи. Со своими обязанностями Елизавета Модестовна справлялась безукоризненно, и, если бы не ее склочный и вредный характер… Впрочем, исключительные кулинарные способности компенсировали этот маленький недостаток – ради фирменных оладушек, ароматных кулебяк и прочих вкусностей Елизавете Модестовне прощалось все.