Босс с причудами (СИ)

Теперь я понимаю, что изменилось в голосе Ремезова. Он говорит как автомат. Роняет слова почти без интонаций. Он глубоко встревожен.

Тревога охватывает и меня.

— Что с ней?

— Почечная колика. Ее обследуют. Больше пока ничего не знаю.

— Куда подъехать? — спрашиваю не задумываясь.

— Я тебя заберу. Только я сейчас далеко, на другом конце города, на складах по работе.

— Не приезжай. Лишнее время. Давай встретимся у торгового центра «Вавилон» возле больницы.

Глубоко расстроенная, вскакиваю с дивана. Прекрасно понимаю, что с Родионом сейчас творится! Год назад бабу Аглаю увезли по «Скорой» в больницу с аппендицитом. Помню это чувство тревоги и растерянности. Когда знаешь, что нужно действовать быстро, но не соображаешь, за что хвататься.

Вызываю такси и мчусь.

У входа в торговый центр много народу. Я не сразу нахожу Родиона. Озираюсь, и вот он. Мое сердце сжимается от жалости. Он бледен, собран, что-то строчит в телефоне.

Не та ситуация, чтобы чему-то радоваться, но когда я его вижу, меня заливает жар удовольствия. В то же время меня переполняет сочувствие.

Подхожу к нему и трогаю за локоть.

— Привет.

— Таня, привет, — на его лице вспыхивает радость и облегчение. — Прости, что выдернул. У мамы нет подруг, а я не очень разбираюсь, что нужно в больнице женщине. Могу забыть что-то важное. Сейчас договариваюсь с платной клиникой, чтобы ее перевезли. Воскресенье, людей на месте нет… голова кругом.

— Правильно сделал, что мне позвонил. Лучше, если рядом с ней будет женщина. Мы ее проведаем. Как она?

— Неплохо. У нее обнаружили небольшой камень в почках. Опасности нет. Таня, тебе не обязательно идти со мной в больницу.

— Я пойду, — перебиваю его. — Вдвоем сподручнее.

Ходим по отделам, покупаем халат, тапочки, смену белья, туалетные принадлежности. Я успокаиваю Родиона, отвлекаю разговорами — он ужасно переживает, хоть и скрывает это изо всех сил.

— Как зовут твою маму?

— Мама Катя. Екатерина Анатольевна, — поправляется он и вдруг смущенно улыбается. — В детстве я почему-то хотел называть ее по имени. Она сердилась и запрещала.

Идем к больнице. Это старинное серое здание с высокими окнами. Красивое снаружи, но внутри — далеко не дворец.

Пахнет хлоркой и тушеной капустой. Краска на стенах облупилась. По коридорам бродят хмурые врачи и медсестры. У них такой вид, словно их все достало.

— Надо срочно перевезти маму в платную клинику, — повторяет Родион как заведенный. — Здесь ей не понравится.

— Врачи тут очень хорошие, не переживай. Еще и получше, чем в элитных клиниках.

Нас долго не хотят пропускать наверх, но после дипломатичных препирательств Родион победил.

Напяливаем бахилы и идем по бесконечному серому коридору.

Тут уныло. Ненавижу больницы. В детстве мне вырезали гланды, я получила психологическую травму, и с тех пор стараюсь заглядывать в эти заведения как можно реже.

Пока везет: организм меня не подводит. Он понял, что я настроена серьезно, и лучше умру, чем сдамся на милость докторов.

— Сначала поговорю с лечащим врачом, — Родион останавливается у ординаторской.

— Я пока загляну к твоей маме и посижу с ней.

— Не надо. Подожди меня тут.

И запнувшись зачем-то добавляет:

— Моя мама непростая женщина. С ней бывает тяжело общаться.

Он заходит в кабинет, а я решаю не послушаться.

Бедная мама Катя! Ей сейчас очень плохо, больно и страшно. Вдруг она лежит на койке, заброшенная, и некому подать ей воды? Персонала в больнице вечно не хватает.

У поста медсестры выясняю, в какой палате лежит Екатерина Анатольевна Ремезова.

Вместо медсестры тут медбрат. Толстый и дурашливый.

— Ремезова в пятой! — сообщает он весело. — Отдыхает. У нее камень из почек вышел, малюсенький — он показывает пальцами нечто размером с блоху. — Не переживайте. С ней теперь все окей будет. Пару дней подержим, и до свидания, нечего тут жиреть на больничных харчах! У нас тяжелым коек не хватает.

Иду к палате. Медбрат меня окликает:

— Эй, девушка! Ты своей родственнице скажи, чтобы нас не дергала каждые пять минут. И чтобы с соседками поменьше ругалась. А то легче дерущихся медведей разнять, чем пациенток.

И он хохочет над своей глупой шуткой.

Странные они тут все какие-то. Если я заболею, лучше уйду в лес и буду щипать целебную травку, как больная собачка. А если не поможет — пусть меня пристрелят.

Подхожу к пятой палате. Из-за двери слышно, как стервозный женский голос требует:

— Да закройте вы уже это окно! Дует невыносимо! Вы нас тут всех застудить хотите?

— Дышать нечем, — терпеливо, но с ноткой раздражения объясняет вторая женщина. — Ложитесь на мою кровать, на солнечную сторону, раз вам холодно! Узнаете, каково тут валяться как на печке.

— У меня, женщина, своя кровать есть, и я хочу лежать на ней с удобствами! — парирует первый голос.

Я от души сочувствую второй женщине и жалею маму Катю. Ужасно оказаться в палате с подвидом людей, которым вечно «дует». Они даже в аду будут требовать закрыть все форточки.

Пишу сообщение Родиону: «Я у твоей мамы в палате». Толкаю дверь и широко улыбаюсь.

— Здравствуйте! Я ищу Екатерину Анатольевну.