Бостонцы

– Она уже чувствует себя намного лучше, – сказала Верена, – но сейчас она лежит в постели. Она любит прилечь, когда ей нечем заняться. Мама очень своеобразная, – добавила она тут же. – Она может прилечь, если ей хорошо или она счастлива, и провести весь день на ногах, когда больна, – просто бродить по всему дому. Если вы всё время слышите её шаги на лестнице, можете не сомневаться, что она очень плоха. Она с большим интересом послушает, что я расскажу о вас, когда вы уйдёте.

Рэнсом взглянул на свои часы:

– Надеюсь, я не слишком вас задерживаю – не отнимаю вас у неё надолго.

– О нет, она любит посетителей, даже если не спускается к ним. Если бы ей не требовалось так много времени на то, чтобы встать, она бы уже была здесь. Полагаю, вы думаете, что она очень скучала по мне, пока я была занята. Что ж, так оно и было, но она знает, что это для моего же блага. Она готова на любую жертву ради любви.

В ответ на это Рэнсом, повинуясь мимолётному порыву, спросил:

– А вы? Готовы ли вы?

Верена воззрилась на него своим безмятежным взглядом.

– На жертву ради любви? – она немного подумала и сказала: – Я не думаю, что могу об этом говорить, ведь меня никогда не просили о подобном. Я даже не помню, чтобы мне приходилось чем-то жертвовать – чем-то важным, во всяком случае.

– Боже! Да у вас, похоже, счастливая жизнь!

– Я всегда была очень удачливой, я знаю это. Я не знаю, что делать, когда думаю, как сильно некоторые женщины – большинство женщин – страдают. Но я не должна говорить об этом, – продолжила она и снова улыбнулась, – если вы противник нашего движения, вы не захотите слушать о страданиях женщин!

– Страдания женщин – это страдания всего человечества, – ответил Рэнсом. – Вы думаете, хоть одно движение способно прекратить это – читая нравоучения, хоть до скончания времён? Мы рождены, чтобы страдать, и должны переносить страдания с достоинством.

– О, я восхищаюсь героизмом! – вставила Верена.

– А что касается женщин, – продолжил Рэнсом, – у них есть источник радости, недоступный нам – уверенность в том, что само их существование уменьшает наши страдания наполовину.

Верена подумала, что это сказано очень красиво, но не была уверена, что это не пустая софистика. Ей бы хотелось услышать мнение Олив об этом. Но так как сейчас это было невозможно, она отложила этот вопрос, тем более что мистер Рэнсом пришёл к ней, минуя Олив, и это её немало беспокоило. Она невпопад спросила молодого человека, знает ли он кого-то ещё в Кембридже.

– Ни одной души. Как я уже говорил, я никогда здесь не был. Лишь мысли о вас привели меня сюда. И только это дивная беседа будет отныне ассоциироваться у меня с этим местом.

– Как жаль, что вы не можете получить больше, – задумчиво проговорила Верена.

– Больше этой беседы? Я был бы невыразимо счастлив!

– Больше ассоциаций. Вы видели колледжи по дороге сюда?

– Я мельком видел какое-то большое строение и несколько крупных зданий. Возможно, я рассмотрю их лучше на обратном пути в Бостон.

– О, да, вы должны осмотреть их – они стали заметно интереснее за последнее время. Конечно, самое интересное происходит внутри. Но там есть прекрасные образцы архитектуры, конечно, если вы не знакомы с европейскими, – она сделала паузу и взглянула на него сияющими глазами, и продолжила быстро, как человек, решившийся перепрыгнуть через препятствие: – если вы захотите прогуляться немного, я с удовольствием покажу вам здесь всё.

– Прогуляться здесь с вами в качестве гида? – проговорил Рэнсом. – Моя дорогая мисс Таррант, это будет величайшей честью и величайшим счастьем всей моей жизни. Какая восхитительная мысль – и какой прекрасный гид!

Верена поднялась. Ей нужно было выйти, чтобы взять шляпку. Ему придётся подождать немного. Её предложение источало такую искренность и дружелюбие, что заставило его удивляться новым ощущениям. Он даже не представлял себе, что предложив эту прогулку после долгих колебаний и тщательного раздумья, она вдруг почувствовала себя странно безрассудной. Ей двигало мимолётное побуждение, и она просто повиновалась ему. Она чувствовала себя, как девушка, впервые решившаяся на нескромный поступок. Она делала много вещей, которые другие люди могли счесть нескромными, но сама она их таковыми не считала. Она делала это из добрых побуждений и безо всякого трепета. Это, на первый взгляд, простодушное предложение пройтись по территории колледжа с мистером Рэнсомом, на самом деле, имело другие цели. Оно усугубляло двусмысленность её положения, к тому же, она предвидела кое-что, о чём я должен сказать здесь отдельно. Если Олив не должна была узнать о том, что она виделась с ним, то это продолжение их беседы должно было храниться в ещё более глубокой тайне. И сейчас, когда она видела, как этот чудовищный маленький секрет растёт, она бы чувствовала себя менее виноватой, если бы вышла на прогулку с кузеном Олив. Как я уже сказал, она нервничала. Она отправилась за шляпкой, но в дверях остановилась и развернулась, представ перед ним с пылающими пятнышками румянца на щеках.