Бостонцы

Её описание конвенции позволило ему живо представить себе эту картину: переполненный душный зал, полный, по его мнению, авантюристов, слушающих раскрасневшихся женщин в шляпках с развязанными лентами, надрывающих свои тонкие голоса столь же пронзительно, сколь и бесполезно. Это разозлило его, разозлило тем более, что он не мог понять, как это очаровательное создание, идущее рядом с ним, могло смешаться с толпой подобных людей, толкаться с ними локтями, присоединяться к их соперничеству, к их жалким комментариям и хлопкам и возгласам в этом многословном, бездумном повторении одной и той же чепухи. Хуже всего была мысль, что она настолько точно отразила идеи этого собрания, что была отмечена благодарностью охрипших крикунов и вознесена ими над этим вульгарным сообществом как королева бала. Много позже он пришёл к выводу, что его гнев был ничем не обоснован, поскольку это не его дело, каким образом мисс Таррант тратит свою энергию, к тому же, не приходилось ждать от неё ничего иного. Но пока ещё он не пришёл к этому выводу, и в его отсутствие видел лишь, что его собеседница ужасно заблуждается.

– Мисс Таррант, – сказал он крайне серьёзно – мне больно говорить об этом, но, похоже, вы просто испорчены.

– Испорчена? Сами вы испорчены!

– О, я знаю, какие женщины гостили в доме мисс Ченселлор, и что за группу вы представляли собой, когда любовались Бэк Бэй! Мне очень тяжело думать об этом.

– Мы представляли собой милую, интересную группу, и если бы у нас была свободная минута, мы бы сфотографировались, – сказала Верена.

Это заставило его спросить, приходилось ли ей когда-либо фотографироваться. И она ответила, что, когда вернулась из Европы, позировала фотографу, и в некоторых магазинах Бостона сейчас можно найти её портрет. Она рассказала об этом просто, без ложной скромности и с долей уважения к этому событию, как будто оно может иметь какое-то значение. И когда он сказал, что должен купить одну из этих фотографий, как только вернётся в город, ответила лишь:

– Что ж, выбирайте лучшую!

Он надеялся, что она предложит подарить ему свою фотографию с автографом – такое приобретение было бы для него приятнее всего. Но, похоже, это не пришло ей в голову в тот момент, а после она уже думала о чём-то другом. Это подтвердило восклицание, внезапно сорвавшееся с её губ в тишине:

– Что ж, это доказывает, что я приношу большую пользу!

И так как он посмотрел на неё непонимающим взглядом, пояснила, что имеет в виду свой небывалый успех на конвенции.

– Это доказывает, что я приношу большую пользу, – повторила она, – и это всё, что имеет для меня значение!

– Польза хорошенькой женщины в том, чтобы составить счастье честного мужчины, – сказал Рэнсом с нравоучительностью, которой предпочёл бы избежать.

Это замечание заставило её остановиться посреди тротуара, глядя на него сверкающими глазами:

– Послушайте-ка, мистер Рэнсом, знаете, что я только что поняла? – воскликнула она. – Ваш интерес ко мне вовсе не соперничество – ни капли! Это личный интерес!

Она всё же была невероятной девушкой. Она могла сказать такие слова без следа смущения на лице и без малейшего кокетства или любой другой попытки заставить молодого человека сказать больше.

– Мой интерес к вам… мой интерес к вам, – начал он. Затем смешался и внезапно выпалил. – От этого вашего открытия он не стал меньше!

– Что же, это и к лучшему, – продолжила она, – значит, нам не нужно спорить.

Он засмеялся над тем, как она урегулировала этот вопрос. В этот момент они подошли к разномастной группе всевозможных зданий: часовен, общежитий, библиотек, залов, которые, рассеянные среди стройных деревьев, на пространстве, защищенном лишь низенькой изгородью (ибо Гарварду неведомы ревность и достоинство высоких стен и охраняемых врат) представляли собой величайший университет штата Массачусетс. Окрестности колледжа пересекало множество узеньких дорожек, по которым в определённые часы дня порхали из одного здания в другое тысячи студентов с книгами зажатыми подмышками. Верена знала здесь каждую тропинку, как она сказала своему спутнику. Это был не первый раз, когда она приводила восхищенного посетителя полюбоваться образцами местной архитектуры. Бэзил Рэнсом, следовавший за ней от одного здания к другому, восхищался ими всеми, а некоторые счёл чрезвычайно странными и заслуживающими внимания. Совершенные линии зданий из старого красного кирпича особенно радовали его глаз. Послеполуденное солнце желтело на их гостеприимных лицах. Из окон выглядывали цветочные горшки и яркие шторы. На всём была печать схоластического покоя, и молодой миссисипец чувствовал дыхание традиций и древности.

– Вот место, где мне следовало быть, – сказал он своему очаровательному гиду. – Я бы прекрасно провёл время, если бы у меня была возможность учиться здесь.