Боже, спаси русских!

Не преминул отметить Ансело и своеобразное отношение русских к духовенству: «Естественно было бы думать, что люди, столь щепетильные в вопросах веры, испытывают глубокое уважение к служителям культа, но это совершенно не так. В силу абсолютно неясных мне причин крестьяне, напротив, считают случайную встречу со священником или монахом дурной приметой и трижды плюют через левое плечо – это я видел собственными глазами, – чтобы отвратить несчастия, которые могут обрушиться на них в продолжение дня».

Что поделать, суеверия оказываются жизнеспособнее любых религиозных истин. Почему же иноземцы вплоть до конца XIX века столь невосприимчивы к поэтической стороне православия, его красоте, почему они не чувствуют, что эта религия проникнута духом любви и смирения? Быть может, их подводит высокомерие и рационализм. А может, причина в другом: еще не появились те произведения русской литературы, которые проясняют православие и русскую душу для западного ума.

Интересно, что позже, в конце XIX – XX веке, иностранцы начали усматривать в русских богослужениях, иконах, обрядности удивительную глубину. Они почувствовали недостаточность рационального восприятия религии, вернее, осознали, что Бога, как и Россию, умом не понять. Быть может, им помогли в этом Достоевский и Толстой. Если бы не они, мы так и остались бы для Европы дикарями, тупо бьющими поклоны перед раскрашенными досками.

Лишь немногие русские могли бы, подобно Рябушинскому, сформулировать важность обряда для русской души: «Действие – верный безошибочный признак присутствия духа, всегда животворящего, всегда стремящегося подчинить себе плоть; обряд – его оружие, и тот же обряд – панцирь для одухотворенного тела». Обряд исполнен смысла и красоты, придуман святыми отцами для того, чтобы люди могли в нем проявить религиозное чувство. «Человеку, полному духа, естественно выстаивать продолжительные службы, не чувствуя их длиннот, не уставать класть поклоны, соблюдать посты без напряжения», – пишет Владимир Рябушинский. Мы же сегодня, ввиду недостатка духовных сил, выбираем что полегче, попроще...

Обители духа

Русский человек многого боится – милиционеров, соседей, кризиса, власти, серийного убийцы в Битцевском лесу, начальников, моралистов, психов, правдолюбцев. Русский человек мало чего любит: врунов-обещателей, певцов, бездомных собак по телевизору, помидорчики с дачки и то, что там, наверху, повыше Кремля, что-то есть. Вот, пожалуй, и все. Нет, вот еще: философствовать о врунах, певцах, бездомных собаках по телевизору, помидорчиках с дачки и о том, что там, наверху, повыше Кремля, что-то есть.

Наш человек еще очень мертвых любит. Особенно на Пасху. Идешь на кладбище, бутылка с собой, кулич, яйцо разноцветно крашенное, рыбка там, салатики. Поначалу весь такой вызывающе печальный. А потом праздник как за душу возьмет, как окатит волной радости. Во, какая истинная правда: «Христос воскрес. Воистину воскрес». В этот день на улице можно христосоваться. Три раза. А можно и пару раз по три раза. Если девушка красивая.

Представится возможность – наш человек отправляется на экскурсию в монастырь отдаленный. Такая благость на него снизойдет. Так захочется честным быть и праведным. Ничего из этого не выйдет. Но в монастырь заглянуть нужно.

Еще недавно монастырская жизнь казалась нам экзотикой или даже «пережитком Средневековья». Потом монахи в высоких клобуках стали встречаться нам все чаще, в том числе и на телеэкранах. Сегодня монастыри берут на себя все больше и больше функций – здесь не только молятся, но и работают, учат и учатся, занимаются ремеслами, пишут иконы, помогают бедным и несчастным, и вообще собирают вокруг себя всех, кто нуждается в утешении и руководстве.

Русские монастыри в первые века после крещения Руси (а расположенные на окраинах страны – и в последующие века) являлись центрами христианского просвещения, а также главными очагами духовной жизни.

Реформы Петра I по-настоящему потрясли монастырскую жизнь. Он постарался приостановить строительство монастырей и сократить число уже существующих обителей. В «Духовном регламенте» (1721) запрещалось возводить новые монастыри без разрешения Святейшего синода и высочайшей власти; малые монастыри предусматривалось объединять вместе или приписывать их к более крупным. Многие монастырские церкви были обращены в приходские. В обязанность Синоду регламент вменил искоренение распространившегося на Руси убеждения, что без пострига нельзя спастись (оно толкало многих на принятие пострижения хотя бы перед смертью). Монастырскому приказу велено было составить точную роспись всех монашествующих – монастырские штаты. Желающих принять постриг дозволялось принимать в монастыри лишь на убылые места. Число монахов не должно было расти.