Божественный лик Византии

Хотя, как мы увидим из приведенных примеров, это почти автоматически в целом ряде случаев приводило к расширению именно правоспособности императрицы. В Византии удивительным образом благочестие и нравственная составляющая становились надежным основанием политической власти того или иного лица. И напротив: каким бы высоким статусом ни был наделен человек, отсутствие у граждан к нему нравственного доверия почти автоматически влекло к отказу признать за ним правовые и политические полномочия. Не стала исключением, как мы увидим, и особа императрицы.

Священное происхождение императорской власти было в Византии предметом многочисленных изображений. На всех император и его царственная супруга коронуются либо Христом, либо Богородицей, либо какимнибудь святым. В миниатюре, помещенной в Псалтири XII века, изображен царь, царица и их сын, и каждый из них коронуется летящим с неба посланцем Христа. Эта деталь со всей очевидностью указывала на то, что царская власть имеет своим Источником непосредственно Христа. Включая статус императрицы, которая также получила свою власть от Бога, а не от мужа. Вполне естественно, что как и Византийских императоров, с XI века императриц начали изображать с нимбом на голове, как святых правителей[1340]

.

Венчание императора являлось церковным таинством, а результатом его становилось признание за ним священнического достоинства – хотя, как традиционно повелось в Византии, без конкретного содержания. С равным основанием василевса можно было сравнить с церковнослужителем, диаконом или иереем – но только не с мирянином; это было категорично невозможно. Происходило венчание в одном из залов Большого дворца, называвшихся «Августея». Там на столике была разложена царская одежда и корона, туда же направлялся патриарх и епископы. В ходе священнодействия император облачался в священнические одежды, как иерей, держал в руках дикарии, как патриарх, и благословлял народ[1341]

.

Венчание царицы также являлось одной из важнейших церемоний в Византии и церковным таинством, сопоставимым с венчанием василевса. Возле амвона, покрытого порфирным сукном, возвышались два трона с 4 или 5 ступенями, по которым поднимались царь и царица. Читались Евангелия и «Апостол», затем под молитвы патриарха начиналась вторая часть процедуры. Константинопольский архиерей читал молитву над порфирой, императрица держала в это время горящие свечи в руках. Сам император налагал на ее голову корону, а по окончании процедуры они вместе проходили в смежный с дворцом храм Св. Стефана, где принимали поздравления сановников. Нет никаких сомнений в том, что, подводя императрицу к Алтарю, василевсы тем самым приобщали ее к своему достоинству. С царской короной на голове шла она в сопровождении своих придворных и свиты к народу, а супруг оставался сзади, перед ней склонялись знамена военных частей, а византийцы громкими криками приветствовали ее[1342]

.

Весьма важно, что если царь и царица не состояли в браке до момента своего восшествия на престол, то бракосочетание следовало за обрядом коронации, а не предшествовало ему. Эта деталь опять наглядно демонстрировала, что императрица приобщается к всемогуществу не потому, что стала женой императора. Не от супруга получала она верховную власть, но вследствие акта венчания, предшествующего бракосочетанию, и не зависящего от него. Тем самым она признавалась избранницей Бога, и ее власть считалась сходной с властью супружеской, царской[1343].

С XIII века под западным влиянием в Византии произошло существенное изменение процедуры венчания на царство – теперь она стала включать в качестве важнейшей своей составной части миропомазание василевса епископом или самим патриархом. Здесь также присутствуют некоторые тонкости, которые нужно обозначить. На Западе помазание традиционно воспринималось как обряд посвящения в «царственное священство», как уподобление Христу. Именно Христос, по словам апостола Иоанна, сотворил Своих верных последователей «царями и священниками» (Откр. 1: 6). По мнению Исидора Севильского (570—636), первоначально помазание совершалось лишь над священниками и царями, и то обстоятельство, что впоследствии все христиане стали помазаться при совершении таинства Крещения, должно было наглядно показать, что именно они отныне «род избранный, царственное священство, народ святой» (1 Петр. 2, 9). Однако вторичное помазание царя выпадает из этого логического ряда и уже напрямую ассоциируется только с идеей священства.