Божественный лик Византии

Во II в. апостолик не желает, чтобы в какойлибо другой Поместной церкви существовала практика, отличная от практики Римской церкви. В III в. папа допускает уже властное вмешательство в дела других церквей. В IV в. «попечение обо всех церквах» становится обычным термином на официальном языке Римской церкви, и в связи с этим появляется требование о признании за папой высшей судебной власти во Вселенской Церкви[296]. На Римском соборе 340 г., защитившем св. Афанасия Великого от нападок и обвинений евсевиан, папа Юлий I (337—352) публично заявил о вероучительном первенстве Римских первосвященников: «Всех этих соблазнительных явлений и не было бы вовсе, если бы вы держались старого обычая (какого? – А.В.) – сначала обращаться к нам, а затем уж и делать постановления»

[297]. Папа сказал правду, но не всю правду – мнение Рима действительно нередко ставило точки над и, но это не значит, что только он подытоживал споры.

Конечно, папе Юлию и его преемникам не могли не польстить определения Сардикийского собора (ныне г. София в Болгарии) 343 г., собранного в период ожесточенных арианских споров, отцы которого почтили его как верного никейца. Это было тем более приятно, что фактически председательствовал и задавал тон на соборе знаменитый епископ св. Осий Кордубский (около 258—358) из Испании, который ранее совместно с императором св. и равноапостольным Константином Великим (306—337) формулировал православный Символ Веры на Первом Вселенском Соборе (Никея, 325 г.).

В частности, 3й канон Сардикийского собора гласит, что любой смещенный со своего престола епископ, считающий свое низвержение из сана несправедливым, вправе апеллировать из уважения к памяти апостола Петра к Римскому папе Юлию, а тот вправе либо ратифицировать приговор, либо собрать новый собора для решения этого вопроса.

В 4м каноне говорится: «Если какойлибо епископ будет низложен судом находящихся в соседстве епископов и объявит, что он предоставляет себе право оправдания, то на его кафедру не определять другого прежде, чем Римский епископ рассмотрит дело и произнесет о нем свое определение». Помимо этого отцы решили, что вакантный епископский пост не может быть занят без согласования с Римом и что папа в случае апелляции к нему вправе возобновить разбирательство с участием епископов соседних провинций или прислать своих делегатов с полномочиями рассматривать этот вопрос с участием соседних епископов (5 е правило).

Но, вопервых, как справедливо отмечают исследователи, это право отнюдь не рецепировало какуюлибо устоявшуюся практику и носило главным образом почетный характер, причем было даровано лично папе Юлию. Вовторых, Сардикийский собор не являлся вселенским, как это планировали изначально императоры, желавшие прекратить раскол между западными и восточными церквами. Он был западным Собором, поскольку восточные епископы, которых первоначально собрали совместно с западными императоры Констант (337—350) и Констанций (337—361), вскоре, возмущенные поведением своих собратьев из западной части Империи, покинули его стены и собрали в Филиппополе собственный, «восточный» собор. На нем они, кстати сказать, анафематствовали папу Юлия.

Наконец, его акты не были утверждены императором Констанцием, чем в корне подрывалась легитимность самого собора, т.к. традиционно соборные акты вводились в действие в качестве закона Империи только посредством их утверждения царем. Впоследствии ни один Вселенский Собор не повторяет эти правила, и только сам Рим, без излишних затей, при папе Зосиме (417—418) попытался распространить сардикийские определения на никейские каноны, что, впрочем, быстро открылось[298].

Правда, такие знаменитые канонисты, как Алексей Аристин (XII в.) и Иоанн Зонара (XI в.), в своих комментариях на 3, 4, 5 и 9й каноны этого собора нигде не отмечают персональный характер прав, которыми был наделен папа Юлий. Но, с другой стороны, они тем более далеки от того, чтобы признать их действие в то время, когда раскол церквей стал уже свершившимся фактом[299]. Да и кто рискнул бы в XII в. на Востоке признавать Римского папу высшей апелляционной инстанцией, если он уже был анафематствован Константинопольским синодом в 1054 г.? Некоторое исключение из числа канонистов составляет Антиохийский патриарх Феодор Вальсамон (1186—1203), комментариев которого мы коснемся ниже.

В V в. Римский первосвященник счел для себя возможным выступить арбитром в споре между св. Кириллом Александрийским (412—444) и Константинопольским епископом, ересиархом Несторием (428—431). Римское сознание к тому времени было уже таковым, что папа, наделивший св. Кирилла Александрийского полномочиями своего местоблюстителя, питал искреннюю и небезосновательную надежду сделать Александрийского патриарха первенствующим на Востоке при условии, что последний преклонится перед высшим первенством «вселенского патриарха»[300].