Божественный лик Византии

Постепенно историческая диспозиция менялась. Уходила в небытие великая, но обреченная на гибель Византийская империя, на Западе возникали новые, но уже национальные государства, и сама идея восстановления единой державы становилась совершенно невыполнимой. И для папства страшна была уже не Империя, которая смогла бы восторжествовать над Римом, а то, что, разгромив ее, папство может совершить акт самоубийства, пытаясь занять место ее последних идейных защитников[382].

Но, как и всегда, папы оставались реалистами, всегда чутко реагируя на современность. В скором времени папская политика получает два самостоятельных направления: обеспечение вселенского главенства понтифика, но только в духовной сфере; и политического первенства в локальных пределах Западной Европы или даже одной только Италии, с одновременным, пусть даже и декларативным, признанием папского престола источником власти всех христианских государей. Понятно, что европейские правители, строившие национальные государства, стремились к обратному результату – их беспокоил вопрос обоснования и обеспечения суверенитета своей власти.

Подрывая сакральные основания королевской власти и его суверенитет, римские канонисты разрабатывают основы договорной теории образования государства[383]. Вполне традиционно полагается, что источником королевской власти является папа, но народу при известных обстоятельствах принадлежит право выбора конкретного короля и заключение с ним соглашения о характере обоюдных обязательств и прав.

Понятно, что в таком случае никакой король не является сувереном в собственном королевстве, и только коронация, когда папа освящает этого грешного человека, приподымает его над толпой[384]

. Доказывалось также, что если против неверного папе короля нет никаких средств, кроме молитвы, то он перестает быть правителем и поданные вправе убить его[385].

В ответ французские юристы доказывали, что папа не является главой Церкви, которая соборно должна решать все важные вопросы. Признавалось также, что папа может быть предан анафеме, как и любой другой смертный. Такой прецедент вскоре был создан: Французский король Филипп Красивый (1285—1315) созвал Собор, анафематствовавший уже почившего в бозе к тому времени папу Бонифация VIII (1294—1303).

В своем «Dialogus» Вильгельм Оккам не только отвергает светскую власть у папского престола, но и подвергает сомнению действительность основания папского примата Христом. Марсилий Падуанский и Иоанн де Жандон безусловно отрицают божественное происхождение папского примата и сильно сомневаются в том, что понтифик является преемником апостола Петра, поскольку его пребывание в Риме не доказуемо на основании Св. Писания. Более того, в своих исследованиях они совершенно подчиняют Церковь светской власти, лишая ее всякой самостоятельности.

В ответ Августин Триумф в посвященном папе Иоанну XXII (1316—1334) сочинению «Summa depotestate ecclesiatica» и Альвар Пелагий в написанном по поручению того же папы труде «Deplanctu ecclesiae» признают за папским престолом всю полноту власти, провозглашая апостолика единственным верховным монархом Запада и объявляя императора его вассалом[386]

.

Вступив в неудачную для себя баталию с Французским королем Филиппом Красивым, папа Бонифаций VIII в булле «Unam sanctam» заявил, что «каждому человеку абсолютно необходимо для спасения быть под властью Римского первосвященника». А V Латеранский собор в 1516 г. признал данный тезис в качестве обязательного догмата Римокатолической церкви[387].

Но это уже выглядело малоубедительным. Реформация поставила перед папством новые задачи, которые едва ли могли быть решены без участия европейских католических монархов, вряд ли согласившихся бы на поддержку пап при сохранении у них претензий на политическое главенство. Как и во времена Оттона I Великого, так и позднее папство сохранялось «как класс» благодаря последовательной и зачастую не безвозмездной помощи сицилийских норманнов, Французских королей и Германских императоров. Наконец, это противоборство завершилось тем, что в настоящее время тезис о папе как источнике политической власти в государстве признан несостоятельным вследствие исторических обстоятельств самими католическими канонистами.

Чем закончилась эта тысячелетняя война? Как отразилось на истории Западной церкви последовательная реализация папской доктрины? Явила ли она миру блистательные примеры святости, благочестия, изменила ли она к лучшему жизнь тех обществ, которых силой взялась окормлять? Наконец, подтверждает ли сама церковная жизнь Запада правоту папизма как особого вида отношений между Церковью и государством?