Божьи безумцы

Ах, возлюбленный мой! Я готова крикнуть во всеуслышание: «Да живет во веки веков малый народ Севеннских гор!»

Я готова кричать это даже громче, чем ты, лишь бы ты не слышал, как ропщет мое сердце, против воли моей. Пусть продлятся еще немного, совсем немного эти мгновения, когда мы бываем вдвоем, только вдвоем. Господь не разгневается на меня за подобные мечты, — ведь в конце концов это он нас такими создал и вложил в нас желание… Да что я? Радуясь чудесному согласию мужчины и женщины, разве мы тем самым не возносим хвалу создателю? Господи, внемли мольбе простой горянки. Прислушайся нынешней или завтрашней ночью к тому, что творится в маленькой светлине под самой кровлей старого дома в Борьесе, и ты услышишь, как твой служитель Самуил (а уж как он старается угодить тебе и как придирчиво требует, чтобы почитали тебя в каждой мелочи), этот самый богоугодный Самуил поет хвалы тебе, не заимствуя слова в священном писании, возглашает о ликовании всего естества своего и простодушно радуется невероятному блаженству, которым он может наслаждаться без угрызений совести, ибо получил на то благословение господне.

БРАТУ НИКОЛА ЖУАНИ,

КОМАНДУЮЩЕМУ ОТРЯДОМ ДЕТЕЙ БОЖЬИХ В Л03ЕРСК0Й ПУСТЫНЕ.

Палъер, 1 августа 1703 г.

С посланцем королевы Анны мы наконец встретились, о чем и спешу уведомить вас, дражайший брат во Христе., Засим приступаю к сообщению о трехдневных переговорах, каковые я вел с ним, замещая вас по вашему поручению. Подробный отчет дам устно.

В присутствии рыцаря Роланда, генерала Кавалье и представителей других наших военачальников посланец королевы заверил, что нам будет оказана всяческая возможная помощь, и прежде всего прибудут английские и голландские корабли с оружием и деньгами.

Очень долго (почти целый день) обсуждали, кому быть главнокомандующим, и наконец согласились на том, что таковым следует назначить маркиза де Миремана, генерал- майора войск ее величества королевы английской.

В заключение Роланд Лапорт и Жан Кавалье дали сэру Дэвиду Флотарду (так зовут посланца) грамоту, гласящую, что предводители и военачальники севеннских протестантов, взявшихся за оружие, уполномочивают его просить всех королей, принцев и протестантские государства не покидать нас и защитить от ярости врагов наших и поручают ему также поставить в известность вышеозначенных принцев о твердом нашем решении бороться до последней капли крови, дабы возвратить себе свободу совести.^{94}

Сэр Флотард уехал обратно в Лондон и повез с собой грамоту с вышеуказанными полномочиями, начертанную и подписанную тайнописью с помощью женского молока.

Долгом своим полагаю, не медля долее, уведомить вас, что королева и другие государи ставят нижеследующие непременные требования для оказания нам содействия: они соглашаются помочь нам лишь при том условии, что отныне мы откажемся от всяких стычек с неприятелем, не будем прибегать к насилию, избегая тех действий, кои могли бы вызвать месть и преследования, — словом, прежде всего мы должны соблюдать во всем осторожность и христианское милосердие.^{95}

Я заранее знаю, что вы отнесетесь к этим требованиям точно так же, как и наши братья в Долине, твердо решившие не складывать оружия, пока они сами того не пожелают, и во всяком случае не ранее того дня, когда будет восстановлена свобода совести: все же я хочу сообщить вам о некоторых обстоятельствах, каковые покажут, что сэр Флотард мог взять на себя такое поручение. Прибыв в Сен-Феликс-де-Пальер, сэр Флотард заявил, что привез послание королевы Анны и правителей государства Голландии для вручения его в собственные руки графу Роланду, главнокомандующему протестантских войск и правителю Севенн, — таковы были собственные его слова. И поистине неописуемым было изумление сего королевского посланца, когда стража втолкнула его в пещеру, где наш Гедеон, сидя на земле, в распахнутой натруди рубашке, чесал кинжалом шрам от старого сабельного удара. Посланец королевы английской словно упал с небес па землю, и одного дня переговоров оказалось недостаточно, чтобы убедить сэра Флотарда, что простой крестьянин мог достаточно хорошо командовать другими крестьянами и наголову разбить графа де Бом-Монревеля, за коим следовало столько знатных господ. Смотр, произведенный двум отрядам детей божьих, внушил ему наконец доверие к нашим силам, но, кажется, он еще сомневается, удастся ли ему убедить европейские дворы, пославшие его, что наши победоносные полководцы — самые; настоящие простолюдины.

Позвольте мне, дражайший брат, в заключение напомнить вам о принятом здесь обязательстве не вынимать отныне сабель из ножен, что является условием для скорой помощи нам оружием, войсками и деньгами.

Остаюсь вашим преданным и покорным слугой

Самуил.