— Таких слов говорить нельзя! Бота мы любим. Но, как не достигшие совершенства, нарушаем заповеди по немощи!
Идешь, бывало, к старцу — буря помыслов. Войдешь в его комнату — все исчезло, тишина на душе: так бесы, насылающие эти помыслы, боялись старца, не смея даже войти к нему.
Душа отца Дионисия была необыкновенно тонкая, нежная, чуткая.
Любимые темы его проповедей были: любовь, смирение, кротость.
Духовная дочь старца за веру во Христа была посажена в темницу. Там она видела следующий сон. В церкви из алтаря вышел отец Дионисий. Она подошла к нему и опустилась на колени. Старец воротился в алтарь и вынес оттуда громадный цветок розы на длинном стебле... И дал его со словами:
— Глядя на эту красоту, помни о вечной красоте!
Умирала мать этой девушки. Вместе с нею, видя ее страдания, страдала и дочь. Во сне она увидела отца Дионисия, и он, желая утешить ее в горе, сказал ей:
— Без страданий нельзя спастись!
Та же духовная дочь много лет спустя видела старца со всеми его духовными чадами; и он сказал им:
— Мы должны быть образцом для других!
Она же видела во сне усопшую свою мать и бросилась к ней со словами:
— Это ты, моя радость!
Она строго взглянула на дочь и сказала:
— Радость — Господь!»
Владыка
О нем стоит записать: иной никто, пожалуй, и не запишет. А человек этот был, как увидим, необыкновенный.
Я разумею бывшего ректора академии, епископа Феофана (Быстрова)[246]
.Жизнеописание
В детстве еще мать его видела во сне: стоит он в алтаре на архиерейском возвышении и благословляет народ. Так после и сбылось.
Биографию его кратко беру из № 9 «Церковных Ведомостей».
«Архимандрит Феофан — в миру Василий Дмитриевич Быстров. 37 лет, родился в 1872 году14
, сын священника села Подмошье, Санкт-Петербургской епархии и воспитанник местных учебных заведений. В 1892 году, по окончании курса учения в духовной семинарии, поступил в Санкт-Петербургскую академию первым по экзаменационному списку».Далее я немного возвращусь к его прошлому.
Во время обучения в семинарии он на переменах поступал по-товарищески: помогал всем усвоить уроки. За это товарищи подарили ему золотой нагрудный крест большой величины, вершка полтора-два длины. Я сам видел его: Быстров, видимо, ценил этот дар.
В семинарии он добросовестно изучал все предметы, но этому он не радовался: школьные занятия не увлекали его. Поступил в Санкт-Петербургскую академию. Здесь он начал основательно заниматься изучением философских наук — думал найти в них смысл жизни. Но они разочаровали его: философы каждый по-своему решали этот вопрос и к единству не приходили.
Тогда он обратился к святым отцам и вполне удовлетворился ими. Он, — как никто другой из современников, — знал святоотеческую литературу. Об этом мы все знали. Об этом свидетельствовал, передавая ему духовную дочь свою, и митрополит Антоний (Храповицкий), что он лучше всех знает отцов. Действительно, он был напитан ими. Особенно он любил, кажется, творения епископа Игнатия (Брянчанинова). Это объясняется, вероятно, тем, что оба они искали основания для веры. Его епископ Игнатий нашел в творениях святых отцов, вследствие их единства; а это единство объяснял он Единым Духом Святым, воодушевлявшим их.
Здесь — истина!
За ним последовал епископ Феофан.
С другой стороны, и по характеру духовной жизни они были сродны, видя путь христианский — в покаянии, по преимуществу.
Наконец, нравился епископу Феофану и строгий литературный стиль епикопа Игнатия; этим они оба отличались от епископа Феофана Затворника, который иногда допускал (находя это, очевидно, нужным) упрощенность языка (даже вульгаризмы).
И такую последовательность — от философии к святым отцам — он считал необходимой: философия подрывала саму себя и тем отсылала к другим, лучшим, источникам.
Разумеется, он добросовестно изучал и академические предметы. Между прочим, он обратил на себя особое внимание знаменитого профессора В. В. Болотова[247]
. На одной семестровой работе Быстрова Василий Васильевич поставил ему балл «5+++» — до такой степени она была хорошо написана! Но чтобы не любоваться этим, Быстров уничтожил ее.Сравнивая со святыми отцами, он при изучении светской литературы, — в частности, известного философа Владимира Сергеевича Соловьева, — мог критически относиться к неправославным мнениям. И вообще он не любил современных «профессоров», не точных православных учителей.
Но воротимся к биографии его.
«В академии, переходя с курса на курс также первым студентом, в 1896 году окончил академическое образование первым магистрантом и был оставлен при академии в качестве профессорского стипендиата. В 1897 году назначен и. д. доцента академии по кафедре Библейской истории. В 1898 году пострижен в монашество и рукоположен в иеромонаха».
Здесь я опять обращусь к воспоминаниям о нем.