Владыкой была составлена книга «Всемирный Светильник — преподобный Серафим Саровский», вышедшая в свет в 1933 году, к столетию со дня кончины подвижника, одна из лучших книг, написанных об этом праведнике, особо почитаемом нашим православным народом. Этот труд владыки Вениамина проникнут любовью к преподобному Серафиму, чувством живой веры. Он удивительно легко читается, и впечатление, полученное от прочтения этой замечательной книги, сохраняется надолго. Знаменательно, что во «Всемирный Светильник» автор включил целые главы из своей рукописи «Из того мира», связанные с именем Саровского подвижника: «Малинка», «Мой день», «Угодник выкупал», «Святой Франциск Ассизский и преподобный Серафим Саровский», «Завещание духовнику», «Не могу не верить», «Явление Божией Матери», а также повествование о своем товарище по академии Коленьке Соболеве, будущем архиепископе Серафиме (1881-1950), молитвенно призывавшем угодника Божия при избрании жизненного поприща. Эти истории, часть из которых можно отнести к разряду описания посмертных чудес святого, собраны и сохранены владыкой Вениамином, многие из них именно благодаря ему известны сегодня православному читателю и любимы им. Владыка показывает не только несомненные для него (да и для каждого верующего христианина) чудеса в собственном смысле этого слова, но приводит трогательную историю нравственного чуда, совершающегося в душе человека, соприкоснувшегося с личностью преподобного Серафима через рассказы близких, через церковную богослужебную и агиографическую традицию. Речь идет о небольшой главе «Не могу не верить», в которой девушка, почти отошедшая от Церкви, не может, тем не менее, «жить как все», ибо знает о том, что жил на земле преподобный Серафим, — и не может оскорбить его греховным поведением. Разве это не чудо?
Особая тема в творчестве митрополита Вениамина — тема, которой он оставался верен всю жизнь, — создание портретной галереи современных ему православных подвижников. Его всегда, с самого детства, волновал удивительный феномен православной жизни: возможность встречи с «живыми святыми», прикосновения к их духу, возможность приобщения к той благодатной атмосфере, в которой они живут и которую во многом определяют. Тема эта звучит уже в первом литературном опыте будущего иерарха — в очерках о «Северном Афоне» (Валаамском монастыре), опубликованных в «Страннике» за 1906 год. И свое дальнейшее развитие она получает в более зрелых произведениях владыки. Так, в его книгу «Из того мира» (рукописный вариант ее датируется 1930-1931 годами) вошли повествования об отце Исидоре — подвижнике Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры, о схимонахе Никите, жившем в Иоанно-Предтеченском скиту на Валааме, о неизвестном по имени юродивом.
Повествования, включенные в настоящий сборник, сочетают агиографическую традицию с жанровыми особенностями автобиографических записок. «Отец схиигумен Герман», «Отец Иоанн», «Епископ Иннокентий Херсонский» — все эти жизнеописания наиболее близки к традиционному жанру жития: они содержат описания жизни подвижника, его кончины, подвигов и чудес, а также — свидетельства духовных детей и современников, поучения, если таковые сохранились и находятся в распоряжении составителя. Это — линия преподобного Нестора в русской агиографии. Но есть и другая традиция, идущая от древних патериков и прологов. В соответствии с ней образ подвижника представляется читателю через изображение одного или нескольких наиболее ярких и показательных эпизодов из его жизни. Жизнеописания такого типа также встречаются у митрополита Вениамина («Отец Исидор», «Оптина» и другие). Присутствуют в книге и сугубо личные воспоминания автора. Впечатления, полученные от посещения Зосимовой пустыни, предваряют рассказ о схиигумене Германе; в жизнеописание отца Иоанна Кронштадтского включены воспоминания о посещении студентами-«академиками» Всероссийского пастыря.
И думается, что записки о праведниках приобрели — благодаря присутствию в них личного момента — большую убедительность и значимость. Наверное, читатель книги «На рубеже двух эпох» согласится с тем, что повествовательной манере митрополита Вениамина совершенно чуждо эгоистическое самооправдание. И потому его воспоминания выгодно отличаются от мемуаров многих современников. «Я и Врангель», «я и Керенский» — такая подача материала для него была просто невозможной. И уж тем более немыслимо: «я и отец Иоанн Кронштадтский», «я и старец Нектарий». Рассказчик, даже если он и выступает в качестве действующего лица, лишь привносит в повествование свежесть непосредственного личного впечатления, благодаря чему его свидетельство приобретает неоспоримый характер. «Встречи» со святыми оказывали большое влияние на личность самого автора.