Божьи люди. Мои духовные встречи

Смотрю, икона Черниговской Божией Матери. Подхожу ближе: Боже мой! Моя икона! — в углу написано мое имя, 1887 год. Поставил я свечу и спрашиваю у монахини, почему на иконе Божией Матери привешены золотые и серебряные руки, ноги, голова? Она мне отвечает: “Потому что икона чудотворная”. Боже мой! Моя икона, мною написана — и чудотворная!

— А кто ее писал? — спрашиваю.

— Не знаю, — отвечает она нехотя.

А то еще раз вызвали меня из скита к Троице в монастырскую гостиницу. Приехал важный генерал один, фамилия его Леонтьев, и с ним девочка больная, дочка его, лет 14-ти. Девочка видела во сне икону Божией Матери, которая в Черниговском пещерном храме, около иконы святого Пантелеймона. Справа Божия Матерь изображена с Младенцем и держит скипетр в руке. Вот он и просил меня нарисовать им копию с этой иконы.

— Вы можете это, батюшка? — спрашивают.

— Могу, — отвечаю.

— А она чудотворная, эта икона? — спрашивают они.

— Да, — говорю, — чудотворная.

А девочка спрашивает:

— Батюшка, как вы это можете писать с чудотворной иконы? Разве вам не страшно?

— Нет, — говорю, — ничего не страшно.

Они мне заказали икону; я им цену по-тогдашнему очень высокую назначил — 30 рублей. Потом они велели принести из гостиницы обед, накормили меня так радушно и отпустили. Я икону им и нарисовал и отослал».

Были иконы — в Петербурге, в Саратове, в Чернигове, в Нижегородской губернии, в Кашине. Еще в Москве, в часовенке преподобного Сергия на Ильинке[93], есть икона, написанная отцом Германом; есть даже в Иерусалиме, в Сионском монастыре, у одной монахини, духовной дочери его. Была икона Черниговской Божией Матери и на Афоне.

Монашество в скиту

Поступив в обитель, отец Гавриил стал ходить к старцу. В Гефсиманском скиту был в то время знаменитый старец отец Александр[94]. Но один иеродиакон из братии отсоветовал батюшке идти к нему, говоря, что он очень строг, и отвел его к отцу Тихону[95], другому старцу. Отец Тихон был очень простой и добрый, он с любовью принял к себе молодого инока, и тот часто стал ходить к нему, открывать свои помыслы, каяться в своих прегрешениях и просить наставлений и советов.

«Простой он был такой, — вспоминает о нем батюшка, — и такой любвеобильный. Бывало, придешь к нему, а стулья у него все завалены одежей, и он говорит:

— Ну, портошенька, скидывай на пол одежонку-то, садись. Давай чай пить.

И тут за чайным столом ему все говоришь и рассказываешь про себя, что на душе, да и то, что против него подумаешь и что против него говорят, а он отвечает, бывало:

— А ты ко мне не как к старцу, а как к брату ходи, а брат от брата утверждаем, яко град тверд (ср.: Притч. 18, 19).

Меня все помысел смущал, будто старец для меня слишком прост, и я ему и это открыл!»

Удивительная любовь была у отца Тихона к своим духовным детям: бывало, ходит он в зимние теплые вечера в келии к тем из них, кто вновь пострижен, наставляет, укрепляет их; забывал про свою болезнь и усталость.

Но все же душа батюшки стремилась больше к отцу Александру, как бы чувствуя всю ту важную духовную пользу, которую он от него должен был получить.

В это время у отца Александра не было келейника, и он, встретив однажды Гавриила, попросил его помочь прибрать келию; потом стал часто звать к себе помочь ему то в том, то в другом деле; наконец, переговорив с настоятелем, отец Александр захотел взять его себе в келейники. Отец Александр жил против отца Тихона. Однажды, встретив отца Тихона, отец Александр просто сказал ему:

— Я у тебя ученика хочу отнять.

На что тот благодушно с поклоном ответил:

— Ну что же? Бери, пожалуйста, пусть он тебе послужит.

«Так меня из полы в полу и передали. Был я в послушании у отца Тихона три с половиной года, семь лет — у отца Александра, а потом перешел к епископу Феофану Затворнику; и он очень добре устроил меня».

Батюшка с любовью стал ходить к старцу, исполняя у него свое новое послушание, помогать ему, в чем мог. Он благоговел перед ним и чувствовал от общения с ним великую душевную пользу. Но вдруг помыслы стали мучить его: как это он, занимая уже ответственное место в монастыре старшего в живописной, несет такое послушание келейное у старца, и он с полной искренностью и простотой открылся в этом старцу, который сказал ему на это:

— Если не хочешь, не ходи.

Батюшка отвечал на это:

— Я не могу к вам не ходить, потому что чувствую от того великую пользу для души, только помолитесь, чтобы помысел этот меня не мучил!

Старец дотронулся слегка до его головы и этим прикосновением как бы изгнал мучивший ученика помысел.

И он продолжал ходить к старцу, все больше и больше проникаясь тем духом, которым горел отец Александр.

«Великий это был старец, — с умилением вспоминает о нем отец Герман. — Молитвенник, делатель молитвы Иисусовой. Зайдешь к нему, бывало, благословение взять ко всенощной идти, а он сидит и весь погружен в молитву. Вернувшись от всенощной, зайдешь к нему опять, он все сидит на том же месте — и весь ушел в молитву.

— Ты разве в церковь не ходил? — спрашивает меня.