Божьи люди. Мои духовные встречи

Вскоре отец перевел его к другому живописцу, Ивану Ивановичу Иванову, на Рождественке. И он некоторое время жил у хозяина, ревностно обучаясь живописи, в которой все более и более стало проявляться его дарование.

Когда мальчику минуло 15 лет, опасно заболел его отец, и его перевезли из Гефсиманского скита в Москву и поместили в Троицком подворье[83], где Гавриил часто посещал его и с любовью ухаживал за ним: ночью сидел у его постели, мочил ему голову уксусом с водою и все просил отца пособороваться и приобщиться Святых Таин. Сыновья хотели поместить отца в больницу, но долго не могли этого сделать за неимением паспорта. Однажды Гавриил пришел навестить отца в субботу вечером. Проходя мимо келии одного монаха, он услышал звуки поцелуев, как будто кто-то крепко целовал кого-то. Он смутился и подумал:

— Что же это такое? Уж не женщина ли в келии у монаха?

Он подошел к двери и посмотрел в щелку: в келии стоял монах, в руках его был образ Божией Матери, который он горячо целовал, а лицо его было все залито слезами. Глубоко тронутый и потрясенный этим, Гавриил передал виденное своему отцу; тот просто отвечал ему:

— Таков и должен быть монах.

Здоровье родителя все ухудшалось, и наконец удалось устроить его в Екатерининскую больницу[84], но потом это расстроилось и его поместили в Мариинскую больницу[85]. С большим трудом удалось найти лошадку. Из подворья эконом дал ее. Говорили, что в больницу не принимают умирающих. Доктор велел всю ночь мочить больному голову водою с уксусом. Потом он спросил отца, не хочет ли он пособороваться.

— А хорошо бы, — сказал отец.

В больницу на следующий день священник пришел в 8 часов пособоровать его и приобщить Святых Таин. Доктор сказал:

— Отец Семен, благословите и тех детей, которые в Петербурге.

Все прочие сыновья его — Алексей, старше отца Германа на 9 лет, Василий — на 14 лет, и Гавриил — собрались вокруг постели умирающего, который был так слаб, что уже не мог поднять руки, чтобы их благословить. Когда очередь дошла до младшего, Гавриила, тот подошел, взял руку умирающего отца, положил себе на голову и мысленно произнес:

— Батюшка, благословите меня вместо себя в монастырь пойти.

Не сказал он этого громко, потому что боялся старшего брата, который был тут же, да и народу было много в комнате. И с этой минуты он почувствовал, что как бы дал обещание посвятить свою жизнь Богу[86].

Через два года, на Пасху, брат взял его к себе в Петербург, где он содержал питейное заведение. Брат желал, чтобы он занялся также его делом, и всячески прельщал его, говоря, что он со своей живописью умрет с голоду. В это же время Гавриил должен был идти в рекруты, и братьям с трудом удалось собрать 50 рублей, чтобы его отпустили. Старший брат был человек очень светский. Гостей у них всегда бывало много; любили они и в театры ходить, и на гулянья; и всегда звали с собой молодого Гавриила.

«И в театрах я, бывало, — вспоминал батюшка, — вижу сцену освещенную: играют на ней, поют, все кругом хлопают, и я тоже хлопал, только мне все это гадко было».

Наконец, нестерпимо тяжела стала ему эта жизнь, и он решил переговорить с братом, но, боясь его возражений, сказал ему, что отец благословил его идти в монастырь, на что брат ответил:

— Если отец благословил, значит, на то Божья воля!

Иконописное послушание

Отпросившись у брата, он хотел отправиться в Гефсиманский скит, где жил и его отец (около Троице-Сергиевой Лавры, в двух верстах). А от Москвы до Лавры — 68 верст.

«Я не шел, а как на крыльях летел туда, — говорил он, — всех обгонял по дороге. Но зато так устал, что, когда дошел до Лавры и остановился в гостинице, то лег да и не встану: так я себе отшлепал ноги. Заутреню проспал. На следующий день пошел в Гефсиманский скит. До этого я в скиту еще не был».

Настоятеля он не застал. Видя в этом указание Божие, решил поехать на богомолье в Киев, куда он давно стремился. В то время не было еще железной дороги до Киева, она доходила только до Тулы. От Тулы до Ельца его подвезли мужики, которые шли в Елец с обозом с солониной. Гавриил направился в Елец потому, что желал оттуда проехать в Задонск, поклониться мощам святителя Тихона, так как творения святителя впервые пробудили в нем стремление к монашеству. В Ельце он остановился в Троицком мужском монастыре[87] у знакомых иноков, которые проводили его на лошадях в Задонск, откуда он проехал еще и в Воронеж, поклониться мощам святителя Митрофания.