Но все же трактовать личность владыки столь однозначно — это искажать его подлинный духовный облик. Безусловно, очень удобно (особенно с позиций определенной «идеологической заданности») «списать на наивность» многие его мысли и поступки, в том числе и те, вокруг которых в церковной среде ведутся споры. Очень просто «объяснить» множество вопросов: разрыв с карловчанами, возвращение в Россию, отношение к власти и государству... Легко и удобно — вместо серьезного анализа — прибегнуть к этому объяснению.
Но давайте лучше обратимся к его биографии. Владыка был известным духовником, люди тянулись к нему. Их боль и страдания, истории трагических судеб, обнажающие те самые советские «реалии», в незнании которых «обличают» владыку, — все это находит свое отражение на страницах «Записок епископа». Так что справедливости ради следует сказать, что «наивность» простиралась все же до определенных пределов. Горе людское, переломанные судьбы — все это было знакомо ему из опыта.
Но среди людского горя, греха и страданий — маленькие маячки, свечечки, освещающие путь другим, — хорошие люди. Они есть, они живут в Церкви. Нужно только суметь увидеть их.
Вот — «Церковная пыль», вот — «Три Нины», вот — «Мать и дочь». И как будто бы ничего не сказано. Нет ни чудес, ни подвигов. Но почему-то тепло на душе становится от чтения этих маленьких рассказиков, своеобразных миниатюр. Или — «Петр Константинович». Человек, о котором поведал владыка Вениамин, известен православному читателю как автор, прямо скажем, не самой удачной книги «Тайна святых». Но владыка пишет совсем о другом. И перед нашим мысленным взором проходит история обращения прежнего грешника, история обретения горячей и живой веры в Бога.
Воспоминания о детстве (они сопровождали владыку всю жизнь, и он часто обращался к ним в своих произведениях) нашли свое отражение в рассказах «Посвящается моим родителям», «Чернички», «Крестная», «Авдотья», «Три кладбища», «Кривой Павел», «Пасхальная ночь». Автор не идеализирует прошлое: его герои сталкиваются с конкретными трудностями, с горем и нуждой, живут обычной трудовой и часто — трудной жизнью. Но в этой жизни всегда есть отрадные моменты: праздники и молитвы, путь доброделания. «Маленькие люди» верны в малом. Они проходят жизненное поприще, уходят в вечность, никем, кроме самых близких людей, не замеченные. Но разве прожить жизнь по-евангельски так уж мало?
«Святую бабушку Надежду» и мать Наталию Николаевну владыка считал подвижницами. Молитвенницы, постницы, труженицы, а главное — смиренницы, с верою и надеждой на Бога превозмогающие скорби и ежедневные труды. Верные дщери Церкви Христовой и самоотверженные служительницы «Церкви домашней», всецело отдающие себя на служение близким людям, то есть ближним. Что еще нужно?
К своему «писательству» владыка Вениамин относился очень серьезно. Об этом свидетельствует множество фактов. Так, в одном из «Сорокоустов» владыка писал:
«С одной стороны, тянет к уходу... Монастырь, внутренняя жизнь, спасение грешной души... Все это верно. И хочется этого... И нужно... Нужно... Очень...
Это переживал ныне на Литургии...
А с другой стороны, кажется, будто я еще мог бы послужить и Церкви Божией здесь.
Впрочем, есть третий, средний, выход: уйти в обитель и оттуда работать — издательством, писаниями. Это и мне спасительнее, и делу лучше... (Жду из Парижа решения о 7000 фр.: куплю “линотип”.)» («Сорокоуст недоуменного архиерея». Нью-Йорк, 1935. Машинопись.)
Пойти по этому «третьему пути» владыке не было суждено. Но в течение всей своей жизни, в самых разных обстоятельствах, он находит время для работы над своими трудами. А в конце жизни, незадолго до того, как уйти на покой в монастырь, приводит в порядок и систематизирует свои произведения, сообщает о них Патриарху Алексию (Симанскому), с которым у него сложились особые доверительные отношения.