Божьи люди. Мои духовные встречи

— Я умираю и вымолю тебя у Бога. Я все твое возьму на себя. Но одно испытание ты должна выдержать сама. Ты должна выдержать опять такое же искушение: если ты покончишь с собой — не взыщи!

И голос его стал нежным:

— Н.! Умоляю тебя, выдержи, вытерпи! Если бы не грызь моя, я бы тебе в ноги поклонился. Но когда я умру и меня не будет, ты вспомни то, что я сейчас говорю тебе. Как придет искушение, ты только говори: “Господи, помилуй”.

Я посмотрела на него. Чего-то я не понимала, и спросила:

— Батюшка, о чем вы говорите: о прошлом или о будущем?

Он улыбнулся:

— И о настоящем.

Я сказала:

— Я боюсь.

— А ты не бойся. Ты только сохрани Причастие, и все будет хорошо…

Потом был разговор о некоторых знакомых. О. Нектарий сказал:

— Я больше в ваши мирские дела входить не могу. Помни, что я монах последней ступени.

Тут я увидела, что лицо его делается усталым и голос слабеет.

— Что мне прислать вам?

— Благодарствую. Ничего не надо. Только вина… портвейна. Я им свои силы поддерживаю.

А потом батюшка сказал очень строго:

— Передай всем, что я запрещаю ко мне приезжать!

Пауза.

Другим, жалобным, тоном:

— Передай, что я умоляю, чтобы не приезжали, от этого мне еще больнее.

Я увидела, что слабость батюшки с каждой секундой увеличивается… Я вспомнила, что у меня целый список вопросов, но батюшка уже бледнел у меня на глазах.

— Пощади меня, больше не могу.

Лицо его совсем побледнело. Он что-то невнятно пролепетал и стал клониться на бок. Вошел А. Е. и стал помогать мне: взял батюшку за туловище, я — за ноги; и мы удобно уложили его. Он лежал на боку и чуть заметно перекрестил меня.

— Андрей Ефимович! Проводите их.

Я поклонилась ему и вышла.

ИСПОВЕДЬ

Вечером идти на исповедь к батюшке. Грехи я записала; а раскаянья у меня нет — один каприз. Батюшка встречает меня:

— Давай, мы с тобой помолимся.

И стал говорить: “Господи, помилуй!”

— Повторяй за мной: Господи, помилуй!

Я сначала бессознательно повторяю. А он все выше и выше берет:

— Господи, помилуй.

И такой это был молитвенный вопль, что вся я задрожала. Тогда он оставил меня перед иконами и сказал: “Молись”, а сам ушел к себе. Я молюсь; а когда ослабеваю, он от себя голос подает: “Господи, помилуй!” Когда же я всю греховность свою сознала, он вышел и стал меня исповедовать.

Я говорю:

— Батюшка, я записала грехи.

— Умница. Ну, прочти их.

Я прочла. Батюшка говорит:

— Сознаешь ли ты, что ты грешна во всем этом?

— Сознаю, батюшка, сознаю.

— Веришь ли в то, что Господь разрешил тебя от всех твоих грехов?

— Батюшка, я имею злобу на одно лицо и не могу простить.

— Нет, Н., ты это со временем простишь. А я беру все твои грехи на себя.

Прочел разрешительную молитву и сказал мне:

— А завтра ты пойди в церковь к утрени, а оттуда приди ко мне и, что в церкви недостаточно будет, здесь покаянием дополни.

Причащение было чудным и торжественным.

(Здесь — конец записок Н. А. Павлович. — М. В.)

Из записей о. Петра

^[148]

“Если пятисотницы не можешь исполнить, хоть 100 молитв прочти”.

Особенно почитая Царицу Небесную, всегда велел акафисты Ей читать.

Смирение и любовь батюшка ставил выше поста.

Он 99 праведных оставлял, а одну брал и спасал.

Я подметаю раз приемную, а повсюду пряники рассыпаны. Входит А. П.: “Что это у вас было: танцы или драка?” А та (которая была там) говорит: “Правда, почта и драка духовная. Он давал один кулек пряников мне, а другой — другой дочери. А та обозлилась — и по руке его ударила. Пряники и рассыпались. А потом та вышла и упала навзничь.

ПРИ АРЕСТЕ

Арест. Во время первого допроса батюшка молчал. Потом ему говорят:

— Вы озлобляете своим молчанием.

— А Господь Иисус Христос тоже молчал, когда Его допрашивали.

* * *

Батюшку спрашивают (монахи):

— Как отвечать на допросе, когда спрашивают: монах ты или нет?

Батюшка говорит:

— Отвечай: монах. Монашество — второе крещение: слово одно (монах), а смысл большой (в нем). Отречься от монашества — отречься от второго крещения, а значит, и от Христа.

ЕЩЕ ОБ АРЕСТЕ

Из записок о. Георгия (бр. Якова)

“Батюшка говорит:

— Я тебе заповедую монашество больше всего хоронить. Если к тебе револьвер приставят, и то монашества не отрекайся. Помнишь, как мы с тобой в заключении были и не отреклись. Но такое испытание у тебя может повториться”.

МАНТИЯ

Батюшка меня спрашивает:

— Ты еще не постриженный?

— Нет еще.

— Ты должен постричься в мантию.

— Как же я при такой борьбе приму мантию?

— Для тебя полезно: мантия тебе поможет все это перебороть. И не смей ко мне приходить без мантии.

В другой раз, раньше:

— Молись и попроси всех отцов и братий молиться за меня, чтобы я прожил еще год.

И я пришел к нему на похороны. И пригодился батюшке при смертном его облачении.

Все эти записки переписал я в 1948 году 27 ноября нового стиля, в г. Риге, где я был тогда архиереем. — М. В.