БОЖЬИ ВОЙНЫ

— Пора нам покинуть Одры. Я еду на Совинец, потом дальше. Побег Шиллинга усложнил мои планы, теперь дополнительно Прокоп шлет с миссией, в дальний и долгий путь. Ты же, Ланселот, наверняка спешишь к своей попавшей в затруднения Гиневре. Разве что что-то изменилось?

— Ничего не изменилось, по-прежнему спешу. Но езжай сам. Мне надо еще здесь остаться.

На Поясной улице, прижавшись к городской стене, стоял мрачный каменный дом, в котором размещались тюрьма, городской застенок и дом палача. Место источало враждебную ауру на все ближайшие окрестности, кто мог, избегал его, убрались оттуда торговля и ремесло. Остался один пивовар, которому, если варил хорошее пиво, никакое месторасположение не могло помешать. Также остался, что удивительно, пивной погребок, к которому вели крутые ступени. Погребок, не опасаясь ассоциаций, хозяин назвал «У палача».

Ступени вели глубоко, к сводчатым подземельям. Только в одном из них, в самом дальнем, было застолье. Рейневан приблизился к участникам застолья. На него не сразу обратили внимание. И встретили глухой тишиной.

— Это Рейневан, — огласил наконец Адам Вейднар герба Равич. — Медик из Праги. Собственной персоной. Бог в помощь, эскулап! Входи, пожалуйста! Ты ведь всех знаешь, не правда ли?

Рейневан знал почти всех. Ян Куропатва из Ланьцухова герба Шренява и Якуб Надобный из Рогова герба Дзялоша, с которым совсем недавно ему пришлось делить заключение, приветствовали его поднятием рук, подобным образом поступил Ежи Скирмунт герба Одровонж, которого он знал еще с пражской поры. Сидящий возле Скирмунта Блажей Порай Якубовский знал Рейневана, но как-то не торопился это открывать. Остальные, выедавшие кашу из мисок и внешне занятые только кашей, были ему незнакомы.

Зато ему был знаком вожак всей comitivy, седоватый мужчина с загорелым лицом на котором были видны следы перенесенной оспы. Запомнившийся ему со времени прошлогоднего силезского рейда Федор из Острога, луцкий старостич, русский князь и атаман, наемник на службе у гуситов. Он не спускал с Рейневана черных глазок, враждебное проникновение которых не был в состоянии ни скрыть, ни ослабить полумрак комнаты и нависший дым.

— Те двое за кашей, — представлял дальше Вейднар, — это пан Ян Тлучимост герба Боньча. И Данило Дрозд из путных бояр[977]. Присаживайся, Рейневан.

— Я постою. — Рейневан решил поддерживать официальный тон. — Да и времени у меня немного. Князь Корыбутович, на службе которого вы, милостивые государи, находитесь, просил меня установить с вами контакт. Я, чтобы вы знали, оказал князю некоторые услуги, за это он обещал мне auxilium[978]

в некоторых импедиментах[979], которые появились на моем пути. Как я понимаю, это вы должны быть этой auxilium? Это вы должны будете мне помочь?

Наступила долгая и скорее гнетущая тишина.

— Ну вот, пожалуйста, — промолвил наконец Федор из Острога. — Вот попался нам чертов немец, черти его б маму мучили. Слушай, ты… Забыл, как тебя звать?

— Рейневан, — подсказал Куропатва.

— Слушай, ты, Рейневан, черт с твоим ксилиум или консилиум, оставь их для педиментов или других содомитов, мы нормальные хлопцы и чувствуем отвращение к этим французским модам. Не хочешь садиться, так стой, мне один хрен, стоишь ты или сидишь. Ты нам говори, что тебе говорить приказали.

— Что именно?

— Herrgott! Нам Корыбутович говорил, что ты знаешь, когда сюда на Одры деньгу повезут, большую деньгу. Нам князь говорил, что ты нам дорогу скажешь, которой ту деньгу будут везти.

— Князь Сигизмунд, — медленно ответил Рейневан, — и словом не обмолвился ни о каких везенных деньгах. А если б даже об этом обронил словцо, я бы его вам точно не повторил. Сдается мне, что произошло недоразумение. Я повторяю, князь обещал мне ваши услуги…

— Услуги? — перебил Федор. — Служить? Черту в жопу! Я князь, я хозяин Острога! Тьфу! Baszom az anyát![980]

Корыбутович мне приказывать не будет! Большая шишка, Корыбутович, князь чешской милостью нарисованный!

— Понимаю… — Рейневан поднял голову и посмотрел свысока. — Поскольку понятно было сказано. В связи с этим прощаюсь с уважаемой компанией.

— Подожди. — Ян Куропатва поднялся из-за стола. — Подожди, Рейневан, зачем эта горячность? Давай обсудим. Ты говорил, что тебе нужна помощь. Да-к мы не прочь от того, чтоб тебе помочь, ежели и ты нам помощь окажешь в нашем мероприятии…

— В каком? В грабеже?

— И откуда в тебе столько гонору? — спросил Надобный. — А? Нос задираешь? А что тебе дала уже эта борьба? Эта революция? Раны, шишки, анафему и инфамию[981], как и нам. Не пора ли о себе подумать, медик, о собственном благе, здоровье и счастье?

— Нам будет польза, — убедительно заявил Куропатва, — то и тебе будет польза. Поможешь нам в мероприятии, будешь допущен к дележу, собственные карманы хорошо наполнишь. Я правильно говорю, ваша милость Острожский?

— Прощайте. — Рейневан не стал дожидать, пока его милость подтвердит. — Бог с вами.