БОЖЬИ ВОЙНЫ

— А ты куды? — холодно спросил Федька из Острога. — Чего удумал? Донести Прокопу? Нет, браток, не выйдет. Хватай его, Куропатва!

Рейневан увернулся, толкнул Куропатву на Надобного. Вейднар вскочил со скамьи, Рейневан приемом Шарлея дал ему пинка по колену, потом падающему заехал в нос. Тлучимост герба Боньча бросился на него и обхватил, к нему на помощь поспешил через стол путный боярин Данило, сметая и разбивая посуду. Острожский, Скирмунт и Якубовский не тронулись с мест.

В руке боярина блеснул нож, Рейневан вырвался из объятий Тлучимоста и потянулся за собственным кинжалом, но Вейднар повис ему на локте, а Куропатва захватом обездвижил левое предплечье. Боярин Данило пихнул ножом.

А Рейневану припомнился Бруно Шиллинг, ренегат из Роты Смерти.

Он отклонил корпус, чувствуя на груди локоть вооруженной руки, согнул резким движением тела, выкрутил, перевернул, толкнул плечом что есть силы. О чудо, получилось, хотя и не совсем. Вместо того чтобы войти в горло, перевернутое лезвие только распороло щеку. Боярин завыл, как зверь, залил кровью себя и всё вокруг. Федор из Острога заревел.

Заревел и упал ударенный рукоятью палаша Тлучимост, закричал Надобный, которому рубанули ладонь. Получивший удар кулаком и пинок Куропатва полетел на стол, в глиняные черепки и разлитое пиво.

— Ноги, Рейневан! — Урбан Горн махнул палашом и пинком повалил пытающегося встать Вейднара. — Ноги! На лестницу! За мной!

Ему не пришлось повторять дважды. Снизу их настигало завывание путного боярина. И бешеный рев князя Федьки из Острога.

— Baszom az anyát! Baszom a világot![982] Ёб твою мать, zkurvena kurva[983]!

* * *

— Твою мать! — Урбан Гор сгорбился в седле. — Кровоточит. От этих эксцессов у меня швы разошлись.

— У меня тоже разошлись! — Рейневан пощупал бедро, оглянулся за спину. — Я займусь этим, у меня есть при себе инструменты и лекарства. Сначала всё-таки давай отъедем.

— Давай, — согласился Горн. — Отъедем как можно дальше. Прощай, город Одры. Ну, что будем делать, дружище? Поедешь со мной в Совинец?

— Нет. Я возвращаюсь в Силезию. Ты забыл? Гиневра в беде.

— Тогда спасай Гиневру, Ланселот. А злой похититель Мелеагант должен свое получить. Вперед.

— Вперед, Горн.

Они пустили коней в галоп.

Глава 12

В которой женщина, пахнущая розмарином, предлагает Рейневану сотрудничество и помощь, в результате чего дела принимают плохой оборот. Ситуацию спасает легенда, которая словно Deus ex machina вдруг вылазит из стены.

Недалеко от школы, напротив дома командории иоаннитов, на карнизе, чтобы возвыситься над собравшейся толпой, стоял человек в черной епанче, с длинными, редкими, спадающими на плечи волосами.

— Братья! — кричал он, оживленно жестикулируя. — Антихрист объявился! Среди знамений и лживых чудес! Предсказанный убийца святых, сидящий как тиран в городе семи холмов! В Риме, проституируя престол Петра, правит наместник сатаны и главарь сатанинских слуг! Правдиво говорю вам, папа римский — это Антихрист! Мерзость, посланная адом[984].

Толпа слушателей увеличивалась. Лица слушающих были мрачными, мрачным было их молчание, злое, тяжелое, поистине гробовое. Было это скорее необыденно, поскольку обычно выступления такого типа, в последнее время очень частые, сопровождались смехом, криками «браво» и возгласами одобрения, перемешанными со свистом и руганью.

— Что такое сегодня, — возбужденно кричал длинноволосый, — Римская Церковь и весь клир? Это шайка отщепенцев и мошенников, движимых только похотью. Это погрязшая в грязи и разврате банда злодеев, пресытившаяся богатством, властью, почестями, надевшая видимость святости и маску религии, делающая со святого Божьего имени злодейское орудие, принадлежности для своего распутства. Это одетая в пурпур вавилонская курва, пьяная от крови мучеников!

— Смотрите, смотрите, — сказал за спиной Рейневана мягкий, как атлас, альт. — Банда злодеев, пьяная курва. Кто б предположил, что дела зайдут так далеко? Воистину настало время больших перемен.

Он обернулся. И сразу же узнал ее. Не только по голосу. Тонкий шелк, которым она маскировалась тогда, во Вроцлаве, не скрыл того, что он видел и сейчас. Желто-зеленых глаз с нахальным выражением. Глаз, которые он запомнил.

— Еще год тому… — Она придвинулась к нему, достаточно бесцеремонно взяла под руку. — Еще год тому чернь была бы разогнана, а крикун — под замком. А тут, пожалуйста: болтает и болтает, причем в людном месте города. Неужели что-то закончилось? А может, начинается?

— Кто ты?

— Не сейчас.

Он чувствовал рядом тепло, которое она излучала сквозь плащ и мужской ватированный вамс. Ее тепло он также запомнил. Тогда, во Вроцлаве, когда искал на ее теле симптомы заразы. Ее волосы покрывал капюшон, но они выделяли тот едва уловимый запах розмарина, который он помнил с Ратибора.