Тут дверь приоткрылась, и Фараон с хозяином одновременно повернули головы. В дверном проеме стоял Диксон, молча устремивший на графа взгляд своих огромных карих глаз. Возможно, мальчик слышал, как его опекун разговаривал с собакой. И если так, то, вероятно, решил, что он, Адам, сошел с ума.
Что ж, может, так и было. Разговоры с собакой не могут считаться нормой. Но Адам часто говорил что-нибудь Фараону, когда они жили в небольшом доме на побережье.
– Она мне не нравится, – неожиданно сказал Диксон.
Адам строго посмотрел на мальчика и нахмурился. О чем говорил Диксон? Он ведь никогда не видел мисс Райт.
– Как ты можешь говорить, что она тебе не нравится? Ты же ее совсем не знаешь.
– От нее плохо пахнет.
– Что?.. – Граф опустил ноги на пол с глухим стуком. Он прекрасно помнил исходивший от мисс Райт изумительный аромат. – Уверяю тебя, ты ошибаешься. – Он пристально посмотрел на малыша. – И вообще, какого дьявола?.. Ведь ты… О, так ты ведь имел в виду вовсе не мисс Райт, верно?
Мальчик отрицательно покачал головой. Фараон подошел к нему и обнюхал его колени и ботинки. Как обычно в таких случаях, Диксон стоял неподвижно, не пытаясь погладить пса или заговорить с ним.
– Я говорил про миссис Бернуэлт, – ответил он наконец.
«Ах, гувернантка»! – мысленно воскликнул Адам. Что ж, теперь кое-что прояснилось. И все же… Неужели сказанное Диксоном – правда? Ведь у этой женщины были блестящие рекомендации. В большей части рекомендательных писем наниматели не только восхваляли ее вежливость и практический опыт, но также упоминали о том, что все дети, с которыми она имела дело, очень ее любили.
– Я хочу домой, – с вызовом произнес Диксон, сжав маленькие кулачки.
Адам снова нахмурился и тяжело вздохнул. Ну почему судьба навязала ему этого ребенка? Ведь он понятия не имел, что с ним делать. Сначала он вел жизнь беспечного и дерзкого повесы, затем – жизнь скорбящего мужа и отшельника. То есть ничто из его жизненного опыта не подготовило его к тому, чтобы воспитывать ребенка.
– Теперь здесь твой дом, Диксон, – произнес граф, пристально глядя на своего юного кузена.
– Нет, это ваш дом, – возразил малыш, оставаясь неподвижным, точно один из тех деревянных солдатиков, с которыми он играл.
– И твой тоже, понимаешь? – строго сказал Адам. – Другого дома у тебя нет, так что не стоит больше говорить об этом. Вынужден признать, что ни один из нас не хотел оказаться в таком положении. Но ведь нас никто не спрашивал… Так что с этим ничего не поделаешь. Нам обоим придется приспосабливаться, и мы должны постараться справиться с этим наилучшим образом. А потом, через несколько лет, ты отправишься в Итон. Все понятно?
Не обнаружив никаких интересных запахов на персоне Диксона, Фараон вернулся на свое излюбленное место перед камином. Мальчик же по-прежнему стоял в дверном проеме.
– Ладно, хорошо… – произнес Адам уже более мягким тоном. – Скажи мне, как именно от нее пахнет.
– Пахнет от ее ладоней.
– Но чем именно?
Глаза мальчика широко распахнулись, и он осмотрелся, как будто искал ответ где-то здесь, в этой комнате.
– Может, рыбой? – предположил Адам.
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Грибами?
Диксон снова покачал головой.
Граф мысленно выругался и быстро проговорил:
– Уксусом, лавандой, вином, мочой? Черт побери, как же я могу узнать, что ты унюхал? И вообще, я не желаю знать, что ты там почуял. Мне это неинтересно, понял?!
Глаза малыша стали влажными, а нижняя губа задрожала. О черт! Ведь он не собирался на него кричать. Однако же… Проклятие, этот мальчик был способен выводить его из равновесия так же, как мисс Райт, хотя совсем по-другому.
– Ты должен был поговорить со мной, Диксон. Я ведь не умею читать твои мысли, понимаешь? Ну как мне узнать, о чем ты думаешь?
Адам снова вздохнул, затем поднялся с кресла, подошел к камину и, взяв кочергу, поворошил поленья, чтобы лучше разгорелись. В его дурном настроении была виновата мисс Райт, а вовсе не Диксон. Это из-за нее он был раздражен, как старый кузнец, заехавший молотком себе по пальцу.
– Моя мама однажды растирала мне этим грудь, когда я кашлял, – прозвучал в тишине голос Диксона.
Адам резко повернулся к мальчику.
– Какой-то мазью? Может быть, камфорной? У нее очень резкий запах.
Диксон молча пожал плечами, потом вновь заговорил:
– Это у нее на руках. Я чувствую этот запах, когда она застегивает мне пуговицы или указывает на слова в моих учебниках.
У старушки, возможно, болели суставы пальцев, и она пользовалась каким-то растиранием, чтобы уменьшить боль. Если дело в этом, то в чем же ее винить?
Адам решил поговорить с аптекарем и узнать, нет ли у того другого средства, которое смогло бы помочь миссис Бернуэлт, но не было бы таким пахучим. Но что он скажет этой женщине? Неужели предложит использовать другую мазь? Нет, лучше поручить все это дворецкому – пусть он поговорит с миссис Бернуэлт.
– Видишь ли, Диксон, это дело может занять у меня несколько дней, но я обязательно им займусь и посмотрю, что тут можно сделать. Договорились?
Мальчик утвердительно кивнул.