Мы поднимались в непростое время – развал Советского Союза, расцвет капитализма, падение железного занавеса. Это были дикие девяностые – мы сами устраивали себе концерты, расплачивались с залом за аренду и только иногда получали что-то сверху. После концерта к нам могли подбежать и сказать: «Скорее прыгайте в машину и уезжайте: местные рэкетиры хотят забрать кассу». Однажды мы играли в Доме Культуры, было довольно много людей, хороший концерт – и только потом мы узнали, что у некоторых зрителей нашли огнестрельное оружие. Слава богу, что всё обошлось. Но невольно задумываешься – как же так, ты хочешь просто играть свои песни, дарить людям радость, но в любой момент в толпе может произойти что-то страшное, и ты косвенно будешь в этом виноват. Но было и смешное – во-первых, все предпочитали тогда дискотеки, и поэтому, как только мы начинали играть в клубе, людей ветром сдувало в бар за «отвёртками» – самым популярным коктейлем 1990-х, – водка с апельсиновым соком. А во-вторых, тогда только появились первые мобильные телефоны, большие, как кирпичи, и бандиты стояли в первом ряду и каждые пять-десять секунд нажимали кнопку телефона, чтобы загорался зелёный экран, и все видели, что у них есть мобильники.
За все годы в BrainStorm я овладел искусством компромисса. Я не уверен, что он хорош в творчестве в широком смысле, но в группе необходим. С самого начала каждый из нас мнил себя большой личностью – хотя какая уж там большая личность в 13 лет. Но ведь никто нас не заставлял изо дня в день собираться вместе и репетировать, двигать группу вперёд. Это была наша общая страсть, ради которой мы учились подстраиваться друг под друга. Она жива и теперь – как бы ни было тяжело, я знаю, что вместе мы справимся, сделаем песню и вскоре я забуду о том, как было неприятно. Компромисс – это твоя личная жертва, чтобы быть в группе, чтобы группа существовала. Раньше я не умел подстроиться, с моим характёром трудно выносить давление, но я вырос и понял, что нужно уметь работать на преодоление. Мы уважаем друг друга, чтобы BrainStorm двигался вперёд. Если бы каждый стоял только на своём, мы бы ничего не добились.
Шкала улыбки: Михельсон – 1, Кауперс – 3, Мэджик – 6, Рога – 10 (зашкаливает)
Это совместный тур с R.E.M., где мы играли на разогреве. Майкл Стайп тогда вышел и сказал: «R.E.M. выступят позже, а сейчас встречайте классную группу из Латвии – BrainStorm». Нам сразу стало легче выходить и играть, потому что разогревать всегда сложно. Мы с ребятами теперь тоже всегда так делаем, когда у нас играет кто-то на разогреве
Мы в образах каких-то дивных Арлекинов получаем одну из первых музыкальных наград BrainStorm. Для начинающей команды важно, что профессиональное жюри высоко её оценивает. Это хороший пинок для движения вперёд!
Магическая буква «М». Команда из маленького латвийского городка Елгава получает награду MTV в Копенгагене в номинации «Best Baltic Artist»
Фотография из нашей родной школы. Это школьный туалет – мы как могли стильно встали, чтобы фото получилось классным. На тот момент это казалось очень круто!
Михаил Козырев:
Судьба BrainStorm – это восхитительный, триумфальный путь, о котором мечтает каждая группа, но достигает лишь одна из тысячи. Впервые я увидел этих звонких золотых мальчиков в крохотном рижском баре, где было человек тринадцать зрителей, а Ренарс колбасился прямо на барной стойке. Меня потрясло, что они заполняют собой пространство полупустого клуба ровно с той же отдачей и энергией, как я увидел много лет спустя, они это делают перед бескрайним морем людей на стадионном концерте. Шансов не влюбиться в них тогда просто не было.
BrainStorm хотели стартовать в России с «Lidmašīnas», но я усомнился в этой песне. На одном из концертов в Москве я услышал «Выходные» на латышском языке, и эта мелодия, которая с первого раза западает в память, убедила меня сделать ставку именно на неё. Я предложил Ренарсу и Мэджику придумать цепляющий перевод, и вскоре получил по факсу из Елгавы листочек с неуловимо нерусским текстом. Помимо совершенно нелепых, длинных и заново изобретённых в природе слов, там был и такой оборот: «Мы НЕ гуляем, НЕ крутые, но мы хорошие, не злые». Вторая строчка соответствовала действительности, но с первой надо было что-то решать. «Парни, – сказал я им, – в вашем возрасте надо вести молодёжь за собой в отрыв, и ей совершенно не обязательно знать, что на самом деле вы скромно сидите в своих уютных прибалтийских домиках с семьями». Вскоре состоялся исторический «брейнсторм» на Нашем Радио, где коллективно, по буквам, по словам, был создан перевод песни, и я лично горжусь своей строкой: «Снова день, коты на крышах – нам пора, уходим тише». Это была восхитительная творческая история, и я был окрылён успехом «Выходных».
Несколько лет спустя меня зацепила другая их вещь на латышском – песня «Spogulīt». Мне сразу послышалось в ней «спой мне, спой мне», и я написал перевод за одну ночь. Ребята удивились, но восприняли с энтузиазмом – они вообще открыты к коллаборациям и с ними в кайф что-то придумывать.