В кабинете я плеснул себе торфяного виски, который Карлос подарил мне на выпускной. Бутылка простояла нетронутой у меня в мини-баре почти пятнадцать лет, я ждал подходящего случая. Год назад Селестия спросила, что это, и ее присутствие у меня дома показалось мне именно таким случаем. Мы открыли бутылку, празднуя друг друга. Теперь виски почти закончился, и я буду оплакивать его, когда бутылка опустеет. Я взял стакан, вышел на улицу и сел у корней Старого Гика. Холод кусался, а выпитый виски – обжигал. У Селестии горел свет и шторы были раскрыты. Ее рабочий кабинет был забит куклами – она готовилась к праздникам. В каждой кукле мне виделось лицо маленького Роя, хотя куклы были разного цвета и большинство были девочками. Но все до единой были Роем.
Она позвала меня, когда взошла луна. Я замялся, ожидая второй попытки. Она бродила по дому, я чувствовал ее волнение. Если она остановится и подумает, она поймет, где меня искать. На несколько секунд мое имя вновь наполнило пустые комнаты. Наконец, она вышла на улицу в цветастой ночнушке и халате, будто мы женаты уже не одну сотню лет.
– Дре, – сказала она, босыми ногами шагая по холодной и влажной траве. – Пойдем домой. Пойдем спать.
Молча я прошел мимо нее и направился в спальню. Постельное белье было смято, будто она уснула, а кошмар ее уже ждал. Как и всегда, я стал готовиться ко сну, умылся, надел пижамные штаны и футболку. Потом я снова заправил простыни, поправил одеяла, разгладил пододеяльники, выключил свет и подошел к шкафу, где она стояла, скрестив на груди руки.
– Иди ко мне, – сказал я, дружески ее приобняв.
– Дре, – сказала она. – Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы мы поженились, чтобы все стало прозрачно и по закону. Ты должна ответить мне, Селестия. Я не могу жить в подвешенном состоянии.
– Дре, но это так не вовремя.
– Просто ответь, чего хочешь ты. Или ты выходишь за меня замуж, или нет. Или мы почти три года только играли в семью, или жили взаправду.
– Это что, ультиматум?
– Ты же знаешь, что нет. Но, Селестия, мне нужен ответ и нужен сейчас.
Я ослабил объятия, и мы легли на разные стороны кровати, разошлись по углам, как боксеры.
Никто не говорил; никто не спал. Мне казалось, у нас все кончено. Я хотел повернуться к ней и лечь на ее территорию, на пахнущую лавандой сторону матраса. Часто мы спали совсем близко, на одной подушке. Но в ту ночь мне казалось, меня должны пригласить, а предложения все не было. Никогда не знаешь, что на уме у другого человека, это я крепко усвоил. Но она все же потянулась ко мне – на рассвете, когда часы у меня в груди уже подошли к точке невозврата. Она протянула ко мне свои руки, ноги, губы – все свое тело. И я отозвался, будучи наготове, как натянутая стрела.
С точки зрения государства, она была чужой женой, но если события последних пяти лет и научили нас чему-то, так это тому, что в вопросах правды о людях государству веры нет. Никто не убедит меня, что тогда, в нашей постели, в изможденном клубке наших потных тел, мы не знали единения.
– Послушай, – прошептал я в ее душистую кожу. – Мы вместе не потому, что Роя посадили. Слышишь меня?
– Я знаю, – ответила она, вздохнув. – Я знаю, я знаю, я знаю.
– Селестия. Пожалуйста, давай поженимся.
В темноте ее губы были настолько близко к моим, что, когда она ответила, я ощутил вкус ее слов – терпких и сочных.
Селестия
Когда-то я была новобрачной и вычесывала из волос рис. А через восемнадцать месяцев я перешла границу между женой и невестой, и отсчет пошел на месяцы, будто я жду ребенка.
Жить в браке – это как прививать черенок на дерево. Есть только что отрезанный черенок – с него капает сок, он пахнет весной, и есть материнское дерево, которое стоит, лишенное защитной коры, с разрезом на стволе, готовясь принять пополнение. Несколько лет назад мой отец провел подобную операцию на кизиле у нас на участке. Он привил принесенную из леса ветку с розовыми цветами к дереву с белыми цветами, которое моя мама вырастила из рассады. И по сей день, уже много лет спустя, дерево выглядит немного неестественно, даже когда распускается все это бело-розовое великолепие.
Выйдя замуж, я не вешала на нас ярлыки – кто подвой, а кто – прививка. Отличия потеряли бы смысл с рождением ребенка. Втроем вы уже не пара, а семья – возрастают последствия разрыва и возрастает удовольствие от жизни в семье. Но тогда все это еще не было рассчитано. Только холодная логика ретроспективного взгляда открывает, как и почему устроено то, что раньше казалось сверхъестественным. Как учебник магии, где тебе объясняют, как делать фокусы, но не заклинаниями, а с помощью аккуратных подсказок и таинственных предметов.
Я не оправдываюсь, а просто объясняю.