Брак по-американски

– Абсолютно другая ситуация. Когда я встретил Глорию, у меня были смягчающие обстоятельства. Я состоял в браке, в который вступил слишком рано и поспешно. А твоя мама – мой единомышленник и правая рука. Родственные души всегда друг друга найдут.

– Мистер Давенпорт, – сказал Андре. – Но Селестия именно это для меня и значит. Я хочу связать с ней свою жизнь.

– Сын, – сказал папа, сжав вилку так, будто это вилы. – Я тебе одно скажу. Рой в заложниках у государства. Он – жертва Америки. Когда он вернется, ты как минимум должен вернуть ему жену.

– Мистер Давенпорт, при всем уважении…

– Мистер Давенпорт это, мистер Давенпорт то… О чем тут вообще говорить? Рой вернется домой, пять лет просидев в тюрьме вообще ни за что, и вы хотите, чтобы он, вернувшись, увидел, что у жены на пальчике твое кольцо, а ты всем рассказываешь, как ее любишь? А вот я скажу вам, что он увидит: жену, которая отлично раздвигает ноги, и так называемого друга, который не умеет вести себя как мужчина, и к тому же черный мужчина.

Теперь встала и мама:

– Франклин, извинись.

Андре сказал:

– Мистер Давенпорт, вы вообще себя слышите? Можете ненавидеть меня сколько хотите. Я пришел сюда, чтобы получить ваше благословение, но мне оно не нужно. Но Селестия – ваша дочь. Вы не можете о ней так говорить.

– Папа, пожалуйста, не кляни меня, – сказала я. – Пожалуйста, не надо.

Бэнкс вставать не стал, но вставил со спокойной твердостью:

– Франклин, ты же сам все видел. Что, по-твоему, она должна сделать?

– По-моему, она должна вести себя так, как мы ее учили.

– Я учила ее знать, чего она хочет, – сказала моя мама.

Папа обхватил голову двумя руками, будто она могла соскочить с шеи.

– Что вообще за любовный бред у нее в голове? Не хочу никого обидеть, но это будет поважней, чем какой-то несчастный роман. Она могла отдать Андре всю свою жизнь, если бы хотела. Но этот поезд ушел. Что Рой такого сделал, чтобы с ним так обошлись? Он просто оказался черным мужчиной не в то время не в том месте – вот и все, что он сделал. Просто как дважды два.

Отбить это обвинение было не так легко. Мы с Андре все еще стояли, словно застряв в этой толпе. Папа вонзил ложку в торт, зримо довольный собой и своей речью, наслаждаясь тем, что последнее слово осталось за ним.

Через стол от него Сильвия шепталась с дядей Бэнксом, свет отражался в ее серьгах как в крохотных зеркалах. Набираясь смелости, она шумно вдохнула и торопливо заговорила:

– Формально я вам не родня, но я с вами настолько давно, что все-таки скажу. Вы все съехали с катушек. Все до единого. Во-первых, отвлекитесь на минуту и похлопайте Бэнксу. Он пять лет работал как вол. Все остальные тут выписывали чеки и молились. А Бэнкс выиграл дело. Именно он сражался с этими чиновниками.

Мы промямлили стыдливое «спасибо», которое Бэнкс принял милостивым кивком. Потом он потянул Сильвию за руку, чтобы она села. Но она не села.

– И еще, Франклин, – она наклонила голову, глядя на папу, сидевшего во главе стола. – Ты меня не спрашивал, но я все равно скажу. Понимаешь, Селестии и так надо выбирать между Роем и Андре. Не усложняй ситуацию, не заставляй Глорию выбирать между дочерью и мужем, потому что тут ты точно проиграешь. Не веди себя с дочерью так, будто ты сутенер, а она должна ложиться под того, под кого ты ее положишь. Это уже бой без правил, и ты, Франклин, это знаешь.

Рой

Те длинные/короткие дни, которые прошли между новостью о моем освобождении и непосредственно освобождением, Уолтер провел практически без сна, говорил ночами напролет, выдал мне тысячу и одно напутствие для вчерашнего заключенного.

– Запомни одну вещь. Все это время твоя женщина жила на свободе.

– Ты же ее не знаешь, – ответил я. – Как ты можешь говорить, чем она там занималась?

– Я и не буду говорить то, чего не знаю – а я не знаю, чем она там занималась. Я вообще без понятия, и ты тоже. Но я знаю наверняка, что все за это время изменились, не только ты.

Уолтер говорит, самое главное – выкинуть из головы вообще все и думать только о будущем. Но он мне так и не объяснил, как побороть тоску по прошлому, которое у меня было. Уолтер этого не понимал, потому что у него за плечами нет ничего, кроме упущенных возможностей и сожаления. Для него начать все заново – это то же самое, что получить отсрочку, а для меня это корень всех бед.

Пока меня не приговорили к двенадцати годам, я добился всего, чего хотел: у меня была зарплата, которой на все хватало с лихвой, дом с четырьмя спальнями и большой лужайкой, которую я сам стриг по воскресеньям, и жена, которая окрыляла меня, как молитва. Должность у меня была неплохая, но через пару лет я планировал найти работу получше. А наш дом на Линн Велли был просто временным решением. Дальше у нас по плану были дети. Отношения выходят на новый уровень, когда вы ложитесь в постель не только из-за своего удовольствия, но ради гораздо больших целей. Несмотря на все, что произошло дальше, я никогда не забуду ту ночь и наши исступленные намерения.