Брак с другими видами

Фритюрный зной растекается по квартире — не продохнуть. Но муж все буравит взглядом масло в кастрюле — так пристально, будто надеется выудить оттуда еще и родную мать, с которой его разлучили в детстве. И лишь когда пульт кондиционера пищит, реагируя на перегрузку, он наконец-то вздрагивает и замечает меня.

— С возвращением, — бубнит он безжизненно и глухо, словно заблудился во сне и никак не выберется наружу.

Поддоны для масла полны почерневших ошметок фритюра… Как? И сегодня опять?? Я представила, что буду есть это снова, и все, что оставалось во мне со вчерашнего вечера, тут же запросилось наружу.

На самом деле мои желудок и пищевод уже давно посылали сигналы тревоги — хватит, мол, остановись. Но что вы будете делать, если человек, заболевший неведомо чем, уверяет, что поможет ему только нажаренный для вас же фритюр?

Вот как? Значит, фритюром он просто-напросто замещает любимую игру в монетки? И до выздоровления больному как до Луны?

— Итак…

Как и вчера, он усаживает меня на диван, угощает ледяным виски. Обезоруженная его галантностью, я, как и вчера, покорно потягиваю хайбол и рассеянно пялюсь в экран. Как и прежде, смотреть там не на что.

Но вскоре шкворчание за спиной перемешивается с бормотанием телевизора перед глазами, и словно бы легкий туман накрывает меня с головой. Моя усталая поясница, похоже, пустила корни в диван, и подняться с него будет уже не под силу.

— Ну что, дорогая? Расскажи, где сегодня была! — говорит он, помогая мне перебраться за стол, и тут же наливает пива.

Кудахчет, как примерная женушка, думаю я. А вслух отвечаю:

— В новой квартире у Хасэбо…

— А-а!

Он как будто кивает. Или мне кажется? Я беру в руки палочки, чувствуя, как правая сторона моего тела начинает легонько похрустывать. Передо мною звонко пенящееся пиво и, как обещано, нежно хрустящий фритюр. А к нему — ни риса, ни супа мисо, ничего. Глубокая прожарка в кипящем масле — единственное, что интересует моего мужа.

— А, это? Росток бамбука… А вон там — осенний лосось с черенками батата, — с гордостью объясняет мне муж. — Сегодня я приготовил слабенькое пондзу[12], попробуй макать сюда…

Словно бы вскользь он сетует на то, что в последние дни страдает от легкого несварения.

— Так что ем я теперь мало… Все это — тебе одной!

Пересиливая себя, я кладу на язык самый первый кусочек. Но как только надкусываю — аппетит вскипает во мне, да такой, что сама себе удивляюсь: я не успеваю проглотить и того куска, что во рту, как палочки уже сами вцепляются в следующий… Кажется, мое тело начинает требовать масла? Не в силах остановиться, я загружаю в рот кусок за куском. Потоки пива сметают их в мое чрево, и они согревают меня изнутри, и мне хочется еще и еще. Да, да, больше всего на свете я обожаю работать челюстями, не задумываясь вообще ни о чем…

— Рад, что ты стала походить на меня, — замечает муж, наливая пива уже себе.

«Что-о?!» — взрывается у меня в голове, но рот до отказа набит фритюром, так что ответить мне попросту нечем. Я спешу это проглотить, но…

— Но следующую попробуй вот с этим! — говорит он, протягивая мне соус чили с юдзу[13], и, вцепившись зубами в следующую, я уже напрочь не помню ни то, что сказал мне он, ни то, что я собиралась ему ответить.

Набив до предела живот, я опираюсь на руку мужа, позволяю отвести себя на диван и смотрю вместе с ним телешоу.

— Как же здорово с тобой расслабляться, дорогая… — произносит он, будто некое заклинание.

— И не говори! — отзываюсь я. Не раздумывая ни секунды. Само с губ слетает, и все.

Утром, проснувшись, я глянула в зеркало и увидела, что мое лицо понемногу забывает меня.

С этого дня черты моего лица и начали разбегаться. Стоило мне появиться в зеркале, как они сразу же — неохотно и как попало, будто стеная: «О, нет!» — подтягивались обратно друг к дружке. Вот только на свое место, увы, встать уже не могли, и то, что получалось в итоге, выглядело жутковато.

Я вновь, еще пристальней, вгляделась в свое отражение в зеркале. Глаза расползлись к вискам, и само лицо напоминало лепешку, растянутую в разные стороны.

Я действительно все сильнее походила на мужа.

Взяв себя в руки, я тщательно умылась. Еще пару раз сполоснула лицо холодной водой. Наложила тональный крем темнее обычного. «Какой смысл так возиться с лицом, которое все равно продолжает меняться по сто раз на дню?» — повторял голос в моей голове. Но я заглушила его как могла и, закончив что нужно, вышла из дому вовремя.

Сев в машину, я вырулила с подземной стоянки и подъехала к выходу, где Китаэ-сан с супругом уже дожидались меня, как условлено.

— Буду рада вам пригодиться! — прощебетала я с легким поклоном, выйдя к ним из машины. Слово «пригодиться» сейчас было явно не к месту, но других стандартных приветствий мне на ум не пришло.

Их старший, похоже, оказался в той же ловушке.

— Просим любить и жаловать! — отчеканил он, замирая в ответном поклоне явно вежливей моего.

Китаэ-сан с ним рядом не кланялась. А обнимала, точно родное дитя, кошачью переноску, закрепленную ремнями у нее на груди.