По всему выходило, что Лоисса не только передавала письма, но и из любопытства заглядывала в них. У меня не имелось причин сомневаться в словах Мелии, что только лорд Кастанелло и дворецкий – а также, вероятно, экономка и водитель лорда – были в достаточной мере грамотными, чтобы писать, но уловить суть текста сумела бы и кухарка. Возможно, девушка тайно симпатизировала мне и не имела ничего против моих предполагаемых связей на стороне. А если Лоисса действительно являлась добровольной любовницей лорда, подобное было ей даже на руку.
Неясным оставалось лишь то, от кого она получала эти таинственные послания. И почему столь охотно согласилась молчать? Ответ напрашивался сам собой: кухарка доверяла тому, кто попросил ее об услуге.
Отчего-то на ум сразу пришел молодой извозчик. Или один из братьев Ленс – поговаривали, они время от времени ездили в Аллегранцу за материалами. Или сам лорд, по внезапной прихоти возжелавший поиграть с нежеланной супругой. Не стоило этого забывать. Любой из них мог бы купить запрещенное зелье, если, конечно, знал нужных людей.
Мелькнула пугающая мысль: вдруг несостоявшийся убийца решит, что Лоисса успела мне что-то рассказать? Вдруг подумает, что одурманенная жертва, чудом избежавшая смертельной дозы успокоительного, оказалась не столь забывчивой, как ему хотелось бы? Не навлекло ли мое внимание беду на несчастную обманутую девушку?
И что вообще означали ее слова о загубленной жизни?
Лоисса так и не вышла из комнаты. Обед готовила Мелия, она же принесла его мне. Привычно поставила поднос на столик и прерывающимся голосом сообщила, что дочь не открыла ей дверь, сколько она ни стучала и ни увещевала впустить ее. Я чувствовала неподдельное волнение горничной.
– Она там, кажется, плачет весь день. – Голос Мелии сорвался. – Что же у нее стряслось? Бедная моя девочка.
– Могу приготовить успокоительную настойку, – предложила я.
Лицо горничной озарила улыбка.
– О, миледи, будьте добры! – воскликнула служанка. – А то у меня аж сердце разрывается.
Я пообещала, что спущусь вниз, как только закончу с обедом. Горничная поспешила вернуться к своим делам. Я окликнула ее у самой двери.
– Мелия.
– Да, миледи.
– Вам ведь было известно о письмах, верно?
Горничная не ответила, но я увидела, как она вздрогнула.
– Не отпирайтесь, я знаю, что это так.
– Вы не подумайте, я вас не осуждаю, и Лоисса тоже, – сбивчиво затараторила Мелия. – Все в доме знают, что между вами и милордом ничего нет – ни любви, ни нежности. Он вас с костра снял, да и женился в один день, вот и все. Чего удивительного, что в городе у вас до этого своя жизнь имелась. Неприятно, конечно, да и лорду нашему вроде как обидно, но вы вдова, а ко вдовам иные мерки…
Я оборвала поток ее слов:
– Кто вам сказал, что письма писал мой любовник?
– Лоисса и сказала, – простодушно ответила Мелия.
– А кто сообщил ей об этом? Кто привозил письма в поместье?
Мелия замялась:
– Я… Я не знаю, миледи. Она никогда не говорила.
– Вы уверены? – переспросила я. – Мне очень нужно это знать.
– Я правда не знаю, – сказала горничная. В ее голосе слышалось искреннее сожаление. А затем она вдруг обернулась, посмотрела на меня огромными, лихорадочно блестящими глазами и добавила прерывающимся, взволнованным шепотом: – Миледи… мне страшно признаться, но, боюсь, вы правы. Ваши подозрения вовсе не лишены смысла. Творится что-то ужасное. И мне кажется… мне кажется, мы все в опасности.
Обедать я не стала – кусок не лез в горло, да и по части готовки Мелия была куда менее искусна, чем Лоисса. Тарелка с рыбой, посыпанной циндрийскими специями, так и осталась почти нетронутой. Никакой реакции на яды не было, и это меня хоть немного, но радовало. Не хотелось считать, что горничная просто умело играла на моих страхах и расположении к Лоиссе. Ее чувства казались настоящими.
Мелия хозяйничала у плитки, грея чайник. Увидев меня, она чуть улыбнулась и кивком указала на разложенные пучки трав для настойки. Горничная и сама могла сделать смесь и заварить ее, но мы обе понимали, что Лоиссе сейчас нужно что-то посильнее обычного чая.
По дороге на кухню я слышала сдавленные всхлипы и стоны, доносившиеся из-за запертой двери. Без особой надежды постучала, предложив свою помощь и пообещав не задавать никаких вопросов, но девушка не ответила.
Мы работали в молчании. Мелия отбивала мясо, я колдовала над чайником. В узкое окошко забарабанили первые тяжелые капли: начинался дождь, столь нетипичный для поздней зимы, и низкие тяжелые облака предвещали затяжную бурю. На душе, под стать погоде, было неспокойно, и от тревожных мыслей сердце то и дело заходилось, срываясь в прерывистую скачку. Сжав зубы и прикрыв глаза, я считала мерные удары молотка в руках горничной – раз, два, три. Нельзя давать слабину. Не сейчас.
Я почувствовала покалывание в пальцах: настойка была готова. Отставила в сторону чайник, давая зелью остыть. Мелия кивнула в сторону свежего хлеба и еще целой головки сыра, лежавших на столе, но я только покачала головой.
Порыв студеного ветра ворвался в кухню, взметнув наши юбки. Хлопнула дверь.