Бракованная

Там прошелся по её лицу въедливым взглядом, отдельным образом отмечая расширившиеся зрачки, которые практически полностью сожрали чистую голубизну радужки. И если это не страх, то что тогда? Страсть? Если так – он самый счастливый сукин сын на планете.

– Хорошо, – прошептал он, вбирая в рот гребешок клитора и погружая внутрь пока один только палец. – Не больно?

– Нет, – прорыдала Вета в ответ, настойчиво подаваясь бёдрами навстречу его движениям.

– И так? – к указательному пальцу присоединился средний.

– Нет! Прекрати. Я хочу… Сделай что-нибудь…

О, господи. Он тоже хотел. Но для начала ему нужно было убедиться, что ей не больно! Там добавил третий палец. Вета, захныкав, поёрзала. С её губ срывались неразборчивые мольбы, обрывки просьб и тоненькие просящие всхлипы. Там встал на колени, чуть меняя положение. Приставил головку к мокрым, истекающим соком складкам. Вета привстала на локтях, заворожённо глядя туда, где их тела почти соединились.

– Разве мне можно беременеть уже сейчас?

– Нет.

– Но презерватив…

– Я чистый. Ты тоже. Он нам не нужен. Я выйду. А через пару месяцев и этого не придётся делать… Вот так, хорошо ведь? – прошептал, тягуче-медленно погружаясь внутрь.

– Да…

– Что ты сказала?

– Очень хорошо, господи, Кеша-а-а. Пожалуйста.

Там коснулся клитора большим пальцем, вышел, и погрузился вновь. Размеренный тягучий темп не давал кончить быстро, но этого и не требовалось. Он видел, что она наслаждается. Этого нельзя было сыграть. Поэтому, когда целую вечность спустя Вета стиснула его что есть сил, когда она задрожала, Тамерлан знал – это не игра. Он своего добился.

Глава 21

Она летала в облаках недолго. Но не потому, что не хотела летать. Просто Вета поняла, почему этот гад пользовался у баб таким спросом и забоялась… окончательно потерять голову. Вновь став уязвимой и зависящей от мужской прихоти. До чего это могло довести женщину, Виолетта видела на примере матери. Она бы определённо не хотела потерять себя настолько. Но каждой своей всё ещё вибрирующей удовольствием клеточкой она ощущала, что это уже случилось. И оттого её захлестывали слёзы.

– О, господи. Тебе всё же больно. Где? Здесь?

– Нет! Нет… Всё в порядке. Немедленно прекрати, я не на приёме.

– Тогда почему ты плачешь?

– Нервы. – Вета свела ноги, перекатилась на бок и подтянула их к животу. Липкому от его семени.

– Ты меня убиваешь. Точно все в порядке? Ты бы не стала мне врать?

– Я что не могу расчувствоваться?

– Можешь, – кивнул Коган и довольно-таки неуверенно добавил: – Наверное.

Вета громко фыркнула. Он действительно был невыносим. Это правда. Но правда была ещё и в том, что она очень легко могла представить свою жизнь рядом с ним таким. Вот они завтракают за стерильно вылизанным столом. Вот гоняют на лыжах, и он смеётся, взметнув слой девственного пухляка ей в лицо. Вот они встречаются с друзьями, теми, кого знают с детства, вот перемывают им кости, возвращаясь домой. Вот о чём-то спорят, яростно доказывая друг другу каждый свою позицию. А потом целуются. Потому что поцелуй – лучший способ заставить себя заткнуться.

Как он там себя назвал? Главным бенефициаром её операции? Бенефициар – это ведь выгодополучатель, верно? Но что, если от операции не будет никакого толку? Что тогда? Он тоже уйдет от неё, бракованной? Или останется, копя внутри злость, что вынужден из благородства отказываться от очень важной составляющей жизни?

Холодок прошёлся по позвоночнику. Вета поёжилась. От таких, как Коган, надо рожать. Просто необходимо. Понимая это, сможет ли она его отпустить, если ничего не выйдет? Стоит ли позволить в себе прорастать надежде? Или её лучше выполоть, ведь пока та не пустила корни, сделать это будет гораздо легче. Но если не верить в лучшее, тогда зачем вообще она в это все ввязалась?

– Холодно? Перевернись, я одеяло вытащу.

– Нет. Я, наверное, лучше поеду.

– Куда поедешь?

– К себе… – пожала плечами Вета, и впрямь позволяя Таму вытащить из-под себя покрывало.

– Зачем? На ночь глядя? И вообще…

– Что?

– С нашими рабочими графиками – разъезжаться? Мы тогда вообще видеться не будем.

– И что же ты предлагаешь? – Вета села, прижав к голой груди край одеяла, с жадностью наблюдая за тем, как под кожей перекатываются его мышцы, когда он шевелится. Как неровно вздымается грудь – Коган так выложился физически, что никак не мог прийти в себя.

– Съехаться! – не раздумывая ни секунды, выпалил Там. Виолетта взволнованно облизала губы, не веря, что все у него так просто.

– Нет.

– В смысле?

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему?

Потому, что я ещё больше к тебе прикиплю! Потому, что поверю, будто так теперь будет всегда! Потому, что умру, если это закончится!

– Потому, что мы слишком разные.

– Это точно, – Коган хищно улыбнулся и, наклонившись резко, сцапал зубами её выглянувший из-под одеяла сосок.

– Я о быте, Там. Мы друг друга возненавидим. Я тебя – за твою маниакальную аккуратность. Ты меня – за неспособность поддерживать хоть какой-то порядок.