Браслет певицы

А новинка эта появилась у Суона после судьбоносного разговора в кабинете главного комиссара Столичной полиции, Эдуарда Брэдфорда, в начале лета этого беспокойного года. Вызванный в кабинет в неурочное время, Суон был готов к какому-нибудь неофициальному разговору, одному из тех, которые Брэдфорд, бывший его сослуживец по Индии и крёстный отец в Уголовной полиции, имел обыкновение вести с ним, пребывая в ностальгическом настроении. Вся без исключения полиция Лондона называла главного комиссара «Одноруким». Он действительно потерял руку в схватке с тигрицей, и этот факт биографии начальника служил предметом гордости всей Столичной полиции. Положительно, этот бесстрашный человек тосковал по временам своей колониальной службы, и они с Суоном иногда предавались прекрасным воспоминаниям, уединившись в кабинете.

Однако в кабинете на этот раз был не только комиссар, выглядевший в тот день суровым как никогда, но и бесцветного вида господин в штатском, почти сливавшийся с обстановкой кабинета.

– Вот, – недовольно сообщил Брэдфорд после краткого приветствия, – мистер Харрисон из Министерства внутренних дел. Познакомьтесь.

Полинявшего вида мистер Харрисон поднялся и протянул инспектору мягкую, словно бескостную, руку, а потом заговорил шелестящим, без обертонов, голосом. Через полчаса его монолога, Брэдфорд засопел обиженно и заявил:

– Признаться, я видел старшего инспектора Суона моим помощником по Департаменту уголовных расследований… Приказ уже подготовлен.

– Думаю, с этим следует повременить, – с лёгким сожалением прошелестел Харрисон, кидая сочувствующий взгляд на Суона.

– Да я уж понял… – хмуро буркнул Брэдфорд.

– Собственно… я собирался подать рапорт об отставке, – выдавил из себя Суон.

Брэдфорд и Харрисон фальшиво рассмеялись так, словно старший инспектор неудачно пошутил, но джентльмены не хотели расстраивать его равнодушием.

– Нет нужды объяснять вам, старший инспектор, что вы будете продолжать числиться в Столичной полиции, и исполнять свои обязанности, правда, быть может, уже не в том объёме, что прежде, – прошелестел Харрисон на прощание. – Нам будет необходимо, чтобы вы имели прямой и естественный для вашей должности доступ ко всей полицейской информации. А работать вы будете уже непосредственно… на наше ведомство…

Через день в служебную квартиру Суона наведался неразговорчивый монтёр в форме Национальной телефонной компании, провёл в комнату Суона кабель и установил аппарат, не взяв за работу ни пенни.

Нынче утром отвратительный прерывистый звонок разбудил Суона в семь часов утра. А через полчаса инспектор Гэйбл встречал его на ступенях крыльца скромного дома в Ист-Энде близ парка Виктория.

Тело отставного полковника Джона Брюстера было обнаружено в его кабинете около часу назад, когда экономка, производившая утреннюю ревизию, заметила, что дверь в кабинет приоткрыта, и там горит электрический свет. Бóльшего Гэйбл не сообщил, только бессильно махнул рукой и провёл старшего инспектора в просторную комнату на первом этаже, служившую полковнику кабинетом. Замешательство инспектора разъяснилось довольно скоро: одно описание места преступления могло привести в смущение любого, самого здравомыслящего, полицейского.

Брюстер, в визитке и лаковых туфлях, сидел за своим столом, широко распахнутыми, изумлёнными глазами глядя на инспектора. Его удивление было немым, безадресным и никак не касалось лично Суона – полковник был мёртв. Руки Брюстера, с судорожно скрюченными пальцами, лежали перед ним на столе. Между ними, вынутая из папки, находилась рукопись его книги. На титульном листе крупно значилось: «Оккультные верования примитивных народов». А ниже, растопыренными перепончатыми крыльями сползая на зелёное сукно стола, лежал окоченевший трупик летучей мыши с омерзительной оскалившейся мордочкой. Поистине поразительным было то, что никаких признаков насильственной смерти не было видно, и, только внимательно присмотревшись, Суон заметил, что на плотной, уже посеревшей шее полковника было две крошечных синюшных ранки.

– Что говорит экономка? – спросил Суон, осторожно обходя кресло и что-то внимательно рассматривая на полу.

– Она ничего не видела и не слышала. Вчера у неё был выходной, и она вернулась сегодня рано утром. Обнаружила тело около половины седьмого, вызвала полицию. Вот и всё.

– Дверь в кабинет была открыта?

– Да, но экономка говорит, что входная дверь была заперта на ключ.

– А окна? – Суон показал на французские, в пол, окна напротив письменного стола.

– Они были закрыты, но лишь одно – на щеколду. Второе было только припёрто. И никаких следов, инспектор.

– Медик где? – угрюмо спросил Суон.

– Сейчас будет, – испуганно заверил Гэйбл. Ему вообще было не по себе, он с боязливым любопытством всё время поглядывал на тельце мыши.

Скоро приехал и полицейский врач, энергичный жилистый хирург; он бодро вошёл в кабинет, остолбенел, увидев картину преступления, и сказал что-то вроде «ну и ну!». Потом он осторожно приблизился к телу и начал внимательно исследовать его.

– Что скажете, доктор? – поинтересовался Суон.