Брат и сестра

После ночного чтения «Овода» Зоя проснулась с ощущением только что пережитого душевного потрясения. Как всегда, сделала утреннюю зарядку, но обычной бодрости и подмывающей громко петь волнующей легкости после этого не почувствовала.

Пошла в школу одна, потому что надо было сосредоточиться и вспомнить все, что она намечала на сегодня сделать по комсомольской работе. Но она не могла сосредоточиться, и до самой школы ее не оставляло такое чувство, словно погиб кто-то самый близкий, драгоценный человек и что это непоправимо.

Страница за страницей перелистывала она теперь наизусть прочитанную ночью книгу, и у нее перед глазами проходили картины борьбы бесстрашного, растерзанного врагами революционера с такой яркостью, точно она всю жизнь не отходила от него ни на шаг, боролась в одних с ним рядах, и когда его расстреливали, стояла тут же, возле него.

Ни о чем другом Зоя сейчас не могла думать. Будь это в другое время, Зоей овладела бы обычная тревога за свой класс, она обязательно вспомнила бы, что в классе многое обстоит совсем не так, как того хотелось бы: не налажена проверка исполнения комсомольских и общественных поручений, дисциплина оставляет желать много лучшего, и никак не удается изжить проклятых троек, а у Носовой и Петрова, для полноты коллекции, имеется даже по две двойки. Нельзя дольше терпеть все это, надо как-то по-новому взяться за работу, необходимо добиться перелома. Так бы Зоя внушала самой себе, если бы она могла об этом думать.

Обязательно надо проверить, готовы ли к политинформации Лиза Пчельникова и Люся Уткина, ведь до понедельника остается недолго.

Лиза Пчельникова, решила бы Зоя, пускай возьмет на себя обзор событий по Советскому Союзу, а Уткина сделает сообщение о международном положении. На первой перемене можно будет поговорить с ними об основных тезисах. Материала в газетах сколько угодно.

На большой перемене надо зайти в школьную библиотеку, узнать у заведующей, как ребята выполняют поручения по дежурству: помогают ли подшивать газеты, заполнять карточки, записывать в инвентарь вновь поступающие книги, следят ли за соблюдением тишины в читальне?

Такой бы план на этот день наметила себе Зоя. Но ни о чем подобном сейчас она не могла думать. С необыкновенной яркостью, вновь и вновь вставали перед ее глазами отдельные эпизоды из необыкновенной жизни Овода; и она думала о том, как ничтожно все то, что она делает, и как это ужасно, что ей уже семнадцать лет, а до сих пор она еще не принесла людям никакой пользы.

Только добравшись до школы, Зоя начала приходить в себя и, поднимаясь по лестнице, вспомнила, что прежде всего, еще до начала уроков, надо переговорить с Тасей Косачевой о том, что ей будет помогать по алгебре Ярослав Хромов.

Но Тася Косачева опоздала, а потом произошла эта история с бутылкой и с соской, которую переживали всю первую перемену. Пришлось разговор с Косачевой отложить, а на втором уроке все были возбуждены новым происшествием.

Это был урок биологии. Ребята любили уроки Ивана Алексеевича Язева. Один уж переход из привычной, будничной обстановки класса в прекрасно оборудованный биологический кабинет вызывал у большинства ребят особое настроение сосредоточенной готовности узнать что-то новое. Уроки Язева отличались стройностью, ясностью цели и всегда проходили в спокойной и плодотворной тишине.

Здесь, в биологическом кабинете, среди всевозможных заспиртованных препаратов, возле аквариумов с рыбками и клеток с живыми птицами, морскими свинками и белыми мышами, возле растений, хорошо идущих в рост от правильного ухода за ними ребят, Иван Алексеевич особенно полно и щедро раскрывал лучшие стороны своего существа.

Физический недостаток, — одно плечо выше другого, — бросавшийся в глаза на открытом воздухе, в саду, здесь исчезал совершенно. Глаза его, глубоко ушедшие под надбровные дуги, начинали влажно блестеть и как бы излучать сосредоточенную мысль.

Не было случая, чтобы ему не хватило того времени, которое отведено на урок, хотя он никогда не смотрел на часы в присутствии учеников; ни разу еще звонок не заставал его на неоконченной фразе, и не было случая, чтобы он не успел детально объяснить то, что задавал приготовить к следующему уроку: ощущая урок как единое целое и владея его ритмом, Иван Алексеевич успевал и спросить, кого следует, и объяснить все, что считал необходимым.

Но сегодня в девятом «А» с самого утра все пошло не так, как следует. Не суждено было и Ивану Алексеевичу провести свой урок в обычной манере. Едва он произнес несколько фраз, дверь биологического кабинета широко распахнулась и на пороге появился запыхавшийся, красный и возбужденный Виктор Терпачев, вытирая носовым платком потный лоб. Быстрым взглядом он оценил обстановку и, увидев свободное место в дальнем углу, предусмотрительно оставленное для него Шварцем, прошел туда, бесцеремонно ступая на всю подошву, и опустился на край скамейки, выставив не помещавшиеся под столом ноги в проход и закинув их одна на другую.

Он не попросил разрешения войти и присутствовать на уроке.