Мать Коли Коркина не могла следить за ним как следует, — она работала в городском отделе здравоохранения инспектором и редко возвращалась домой раньше девяти вечера. Коркин менялся даже внешне: своей походке он намеренно придавал черты развязной независимости; и без того невысокий, начал горбиться, чуть поскребывать на ходу подошвами, воображая, что это придает ему более мужественный вид; руки держал глубоко засунутыми в карманы; курил в школьной уборной; отрастил прядь каштановых прямых волос спереди, и она болталась, как подбитое крыло птицы, мешая ему смотреть. Казалось, что даже глаза у него изменились: раньше Коркин всегда был наблюдателен, смотрел на всех остро и пытливо, как бы боясь что-нибудь пропустить из того, что происходит вокруг него, а теперь он не выдерживал взгляда товарищей, и в его глазах появилось что-то ускользающе-неверное, никак не вязавшееся с его напускной развязностью.
За последнюю неделю Коркин два раза пропустил школьные занятия: в понедельник, ни у кого не спросив разрешения, самовольно ушел со второго урока, а в среду вовсе не приходил в школу. На прямой вопрос Зои, почему он не был в школе, Коркин ответил что-то несвязное о семейных обстоятельствах и постарался переменить разговор, а Уткиной и Бояринцевой признался, что проспал, — накануне у его знакомых была устроена в складчину «приличная» выпивка.
Совершенно не подозревая, что его собираются разыграть в день рождения, и даже не допуская мысли, будто кто-либо знает в школе о том, что сегодня ему исполнилось семнадцать лет, Коркин неторопливо поднимался на третий этаж, считая по пути вертикальные прутья металлических перил лестницы. Его угнетала мысль: он опять не приготовил урока по биологии. Коркин загадал: если число прутьев четное, то его не вызовут сегодня, а если нечет — биолог Язев обязательно заставит его отвечать. Прутьев на лестнице оказалось триста семьдесят — не вызовет. Коркин выше поднял голову и бодро зашагал в свой класс, не задерживаясь, против обыкновения, в коридоре, где обычно толпились ребята до начала уроков, тогда как девочки усвоили привычку задолго до звонка забираться в класс.
— Идет, идет! — сказала взволнованным шепотом Бояринцева, поджидавшая Коркина у порога. Уткина быстро записала на доске основные, положения задачи по физике; к ней подошли Лиза Пчельникова и Ната Беликова и сделали вид, что проверяют формулу; Носова и Серегина принялись повторять биологию. Остальные девочки тоже притворились, будто заняты обычными делами и не интересуются, кто входит или выходит из класса. Одна только Зоя, усевшись за стол преподавателя, не сводила глаз с Коркина; увидев ее пристальный взгляд, он, вместо того чтобы поздороваться, опустил голову.
Вот он подошел к своей парте и сел; сунул было портфель с книгами — не лезет. Он сказал с раздражением:
— Опять какая-то раззява из второй смены свои книги оставила!
Он с силой вдвинул портфель; бутылка гулко покатилась в пустом ящике парты и стукнула в заднюю стенку. Носова и Серегина прыснули, с трудом удерживаясь от смеха. Коркин сунул руку поверх портфеля, пощупал около стенки ящика и замер… Осторожно, так, чтобы не выдать волнения, он начал оглядываться сначала в одну сторону, потом в другую. Кроме Зои, никто на него не смотрел, но Коркин сразу понял, что все девчонки о нем только сейчас и думают и лишь делают вид, что отвлечены. Он быстро вытащил бутылку, но, увидев на горлышке соску, мгновенно задвинул бутылку обратно, словно обжегся об оранжевый бант.
Зоя видела, как побледнел Коркин и какое отчаяние появилось у него в глазах. Ей стало жаль Коркина. Если бы он посидел на парте еще хотя бы минуту, она бы подошла и заговорила с ним. Но он вдруг сорвался с места и вышел из класса, даже не взяв портфеля.
Раздались ликующие возгласы девочек, поднялся хохот.
— Здорово! — старалась всех перекричать Люся Уткина. — По-моему, лекарство прописано правильно!
К Зое подошла Лиза Пчельникова и смеясь сказала:
— Так ему и надо! Здорово Кольку проучили!
Зоя тоже смеялась:
— Неплохо получилось! Не хотела бы я быть на его месте.
В это время в класс ворвалось несколько встревоженных мальчиков, и впереди всех, самый высокий из них, Виктор Терпачев. Он что-то говорил, но из-за шума невозможно было ничего разобрать. Тогда Терпачев поднял руку, призывая этим жестом к вниманию, и, когда немного стихло, спросил:
— Девочки, что произошло? Коркин плачет, уткнулся в угол около уборной и плачет.
В классе стало совершенно тихо. Зоя пошла за Коркиным, но в коридоре его уже не было.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сегодня это было первое происшествие в классе, но не последнее и не самое худшее из них. Совсем не того ждала Зоя, когда шла утром в школу.
За Ириной она не забежала. Не из-за обиды, конечно. Зоя даже не вспомнила о вчерашней вспышке капризного раздражения у Ирины и о том, как та хлопнула дверью. Теперь, после чтения «Овода», детские выходки и всякого рода житейские мелочи отодвинулись от Зои страшно далеко и казались ничтожными пустяками.