Брат, найди брата

И тут — опять Проничкин. «Петь! — говорит. — А Петь!.. А в чем дело-то? Что неясного?.. И какие проблемы? Как только помещение после Ивана освободится, так и давай!»

Только за тобой, говорит, дверцу и впрямь придется заваривать, и никаких свиданок, потому, мол, ясное дело, какую корешки твои сообразят тебе передачу!

И вот интересное, скажу тебе, дело: впервые мне улыбка у Игоря понравилась…

Пошел я к Ивану. Сказал, что был разговор. Потом спрашиваю: а может, и хватит, мол?.. А может, она к тебе уже и вернулась? Как чувствуешь?

Отвечает: «Пожалуй, да».

Снимаю я проволочку.

«Ну, выходи, — зову. — Выходи, если так».

Помолчал он там, слышу — ходит. Походил так, походил, потом просит: «Побуду еще часок, а?..»

А голос был! Ты бы слышал.

И тут я наконец свободно вздохнул. Потому что ясно стало: совестно ему выходить.

Вернулась-таки она к нему, а?!

Ну, а дальше что?..

Жив-здоров. Годика полтора назад женили мы его. Жена попалась хорошая. Все понимает. Квартиру дали. Бабушка Анфиса Мефодьевна у них сейчас живет. Временно. Помогает правнука нянчить. Хотели его в мою честь Володей назвать, но я не сторонник культа личности, хоть тебе тут кое-что и могло показаться… Настоял, чтобы лучше нарекли его в честь мужа Анфисы Мефодьевны. В честь прадеда. И назвали его Трофим. Троха. Тронечка. Трошка. Трофим Иванович Чернопазов. А что?.. Лучше, если бы — Эдик? А может, Робик? Хотя Эдуард Иванович — тоже неплохо. И Роберт Иваныч — тоже. Был бы, как говорится, человек…

Так что с Иваном Чернопазовым теперь порядок. Ходит со мной в гости к Травушкину чаи гонять. Книжки тоже берет.

И любит на звезды посмотреть…

Я теперь тоже стараюсь смотреть почаще.

Помогает.

И когда стою под ними где-либо посреди нашей стройки, чудится мне, бывает, легонький шум над головой и почти неслышное хлопанье крыльев…

Какие утки! Нет, брат. Нет. Утки тут ни при чем.

Слышу я легонький шум и трепет, и живое движение чего-то незримого — так? И чудится, слышу робкие, похожие на детский всхлип, пока неутешенные вздохи…

Смекаешь, что это?.. Такие дела.

Здоровый сон на свежем воздухе

— Я все жду, пока ты про проценты начнешь расспрашивать. Или это тебя не очень? Тебя другое…

А то был тут недавно стрекулист один. Не знаешь, кстати, что за слово такое? Наш учитель, по-моему, еще в пятом классе любил приговаривать: ишь, стрекулисты! А вот что это, как говорится, за категория?..

Хотя есть у меня тут одно соображение. Насчет этих самых стрекулистов.

Не успели познакомиться, он и давай: Володя, говорит, ты как герой труда, крупный специалист в своей области и вообще корифей всех и многих других наук. А мог бы ты вот что объяснить? Нам, темным. Вот как, мол, это понимать: небывалый трудовой подъем?.. В прошедшем только что полугодии я, говорит, специально подсчитал, один за другим — сразу три трудовых подъема, и все небывалые. И как: всякий новый небывалый, он что, небывалей предыдущего?! Или по силе они примерно равны, а все дело в том, что подолгу не держатся? Или как?

И голубыми глазами смотрит.

А я в то время, скажу тебе, не в форме был. О другом думал. Это когда уж потом сообразил: ведь он же фотокорреспондент, парень этот. Мне ехидный его вопросик тут же ему бы переадресовать, и точка. Потому что я вообще-то просто работаю, а небывалые подъемы все больше ваш брат устраивает… Горе мне с вами! Попортили в свое время кровушки. Особенно когда молодой был да совсем зеленый. «Станьте так!.. Нет, рукою так сделайте!.. Нет, не так! Пройдите еще немного вперед! Левую ногу приподнимите!..» Я однажды прошел. И рукой так сделал, а левую ногу приподнял. Как научили. А в получку вдруг: что такое? Почему на целую сотню меньше?! Как, говорят, а ты не знаешь? Тебе же инженерша по технике безопасности штраф преподнесла! Какой еще штраф?! Бросился бумаги смотреть, а она к акту и газетку ту самую приколола с моей фотографией. Где я на узком таком швеллерке вроде как яблочко исполняю. Довыпендривался!..

Они меня потом лет десять только издалека снимали. Телевиком. А для кино чуть ли не скрытой камерой — так это называется?

Мне бы тогда все это припомнить!.. Но русский человек, известное дело, задним умом крепок. А тогда, я говорю, был не в форме — вышла на старуху проруха!

Помалкиваю себе, а он дальше очки набирает. И уже как бы в угол загоняет. Еще два-три хода, и я «в сортире». А надо тебе сказать, что место это почему-то не по мне. Что ты тут будешь делать: ну вот не нравится!

И вдруг я кое-что вспомнил. Ладно, думаю. Извини — не хотел. Сам нарвался.

Отстегиваю свои часы, небрежно, бросаю перед ним — посмотри, мол.

А на них у меня так, простенько: «В подарок от министра». И потом буквами помельче по кругу: «На память о здоровом сне на свежем воздухе».

Прочитал он. Ну, говорит, и что?

А это, брат, скажу я тебе, была история…