Братья (продолжение Кристины)

Снова молчу, вместо ответа – засовываю ему указательный палец в правый глаз по вторую фалангу. Помещение наполняется рёвом, лысый хватается за мою руку и пытается её вынуть. Но уже поздно. Он стоит на коленях и орёт, пока я пытаюсь пропихнуть палец ещё глубже. Сокамерники молчат, ждут исхода, бомж, который недавно просил разрешения закурить никак не реагирует. Он призрак улиц – видел и не такое.

Дверь резко открывается и я получаю резиновой дубинкой по спине, после чего падаю на колени и меня уводят.

Передо мной за столом сидит полицейский средних лет, не знаю, кто он, участковый или следователь, но судя по погонам – офицер. Он не похож ни на хорошего, не на плохого полицейского. Абсолютно холодные глаза, словно только что отлитые из стекла внимательно смотрят на меня из густых чёрных бровей. На его столе кружка кофе, которую он, судя по всему, пить не намерен. Она как реквизит.

– Зачем же вы, Зотов Артём Валерьевич засунули палец в глаз гражданину? – На лице двигаются только губы, остальные же мышцы словно атрофированы.

– Он заслужил, – отвечаю я, – можно я закурю? Я смотрю у вас тут пепельница.

– Кури. На самом деле он заслужил, согласен, и сегодняшнее задержание и вообще. – Всё также продолжает он, не выдавая эмоций.

– Странно, что вы не осуждаете… А чем заслужил? – Подкуриваю и выдыхаю дым в сторону от полицейского.

– Почему же не осуждаю? Осуждаю, засовывать палец в глаз человеку противоречит уголовному кодексу российской федерации. А заслужил чем… Жену постоянно избивает, вымогает деньги и всё пропивает, как думаете, чего он заслуживает?

– Пальца в глаз?

– Нет, хорошего такого срока. Пожизненного.

– Кажется пожизненный у нас на такое не…

– …Предусмотрен? – продолжает он за меня. Уголки глаз приподнялись, лицо еле-еле изменилось, – Он никогда не исправиться, обычный мусор, который портит жизнь нормальным людям. Так к чему я это, Артём? Как думаешь, ты не мусор?

– А должен?

– Лицо у тебя знакомое, – офицер посмотрел мне прямо в глаза. Ясные голубые радужки глаз и белоснежные белки. Только сейчас я эти начинают казаться мне знакомыми.

С улицы доносится грохот – приехали мусорщики и опорожняют контейнеры на помойке. Беру телефон, чтобы посмотреть время – на экране новое уведомление и индикатор включенного интернета. В вайбер уведомление от Наташи, которая не празднует день рождения: Кристина не пришла? Если нет, то у меня есть подозрения, куда она могла пропасть. Она меня прикончит, если узнает, что я тебе вот это так сказала, но будет лучше, если ты узнаешь это раньше. К ней тут всё подкатывал какой-то парень, Никита, я только имя знаю и всё. Ну, это всё. Дай знать, если что узнаешь.

Закрываю вайбер и смотрю в потолок. Темнота сгустками клубиться по углам, фантазия дорисовывает абстрактные образы. Сейчас я отчётливо вижу распятого Христа.

Открываю окно и закуриваю. Ясное небо, звёзды освещают город, а высота манит испытать себя. на прочность… Именно когда всё идёт кувырком или резко что-то ломается – мне хочется сбежать, спрыгнуть вниз, долететь до асфальта, а потом взмахнуть крыльями и навсегда сбежать на небо. Кристина снова пропала, но сейчас сама, ничего мне не сказав и за несколько часов до исчезновения она писала мне смс, чтобы я купил хлеб.

Если она писала про хлеб, значит, она не планировала исчезать, иначе ей было бы всё равно на то, куплю я хлеб или нет. Она сказала, что идёт на день рождения, который, как выяснилось и не должен был состояться. Наташа мне написала про какого-то Никиту, который приударил за Кристиной. Если позволить себе побыть немного параноиком, то выходит, что Кристина пошла встретиться с этим парнем, но что-то пошло не по плану и вот, она никак не появляется дома. На звонки не отвечает тоже, хотя телефон включен. Если он не выключится в течение пары дней, значит кто-то его регулярно заряжает и Кристина жива, а если выключится, то это хоть и не является фактом в пользу её смерти, но будет явным подтверждением неприятностей.

Офицер, перед тем, как меня отпустить отказался принять заявление о пропаже Кристины. С момента исчезновения должно пройти 48 часов и только тогда заявление принимают, пояснил он.

Открываю окно и закуриваю. Глубоко вдыхаю дым, набирая полную грудь до упора. Он обжигает глотку, а потом серой струёй вырывается наружу, когда я запрокидываю голову. На шкафу что-то отражает свет фонарей, мятое и блестящее, как фольга.

Я понимаю, что когда я достану этот небольшой свёрток, то пойму, что всё покатилось к чёрту в то время, когда я себя убеждал, что как раз нормально. Приношу табуретку и встаю не неё. Маленький блестящий свёрток из фольги, мятый, по краям рваный. Такое чувство, что его несколько раз уже открывали и завёртывали обратно.