Братья (продолжение Кристины)

Сегодня романтики говорят, что деньги не главное, нужно держаться за что-то человеческое, истинное. Мой опыт говорит совершенно иначе: при мне совершались сделки по купле-продаже человеческих жизней. Они ничего не стоят, на самом деле. Большинство людей будут только рады, что их кто-то купил. Например наркоманы, попавшие в реабилитационный центр. Я бы не сказал, что им там плохо. Они обретают веру и приносят деньги своим хозяевам, которых никогда не увидят в лицо. Они не просят не то что денег за свою работу – они и едой не интересуются до тех пор, пока кто-нибудь не приведёт их в столовую. Даже изголодавшись до обморока они не кинуться на то, что лежит в тарелке – сначала молитва, потом приём пищи.

Мне никогда не было жалко этих рабов. Они настоящая обуза для семьи, кошмар, заставляющий страдать тех, кому не посчастливилось оказаться их родственниками.

Останавливается автобус, тоже грязный, тоже ПАЗ. Почти такой-же, на котором я сюда приехал. Девушка и парень заходят в него. Парень забирается первый, а потом подаёт руку своей спутнице – дверь закрывается и они навсегда исчезают из этой небольшой сцены на остановке. Тушу сигарету, встаю и опираясь на костыль иду на кладбище.

Тропинка от дороги мира живых к земле мёртвых не зарастает. Я аккуратно хромаю, иду между проржавевших оград и старых памятников.

Ему никто даже не поставил памятника, только крест с фотографией увеличенной с паспорта. Когда он говорил, что тут у него толком никого нет – я думал, что он всё-таки преувеличивает. Когда-нибудь я найду деньги и поставлю ему новый памятник.

Достаю золотистую зажигалку Zippo и подкуриваю, тем самым поминая Джони. Глубоко вдыхаю дым, а потом выпускаю его струйкой – он врезается в стену и рассеивается по кухне. Смотрю на затёртую надпись на зажигалке и даю себе обещание, которое не могу сдержать уже несколько лет – нужно установить Джони памятник.

На часах 2:35 – нужно выходить и посидеть где-нибудь в темноте. Я хочу увидеть того человека, который заложит послание в трубу. Буду убеждать сея в том, что могу быть умнее.

Глава 8 Старый дымоход

Выхожу из дома укутавшись в кожаную куртку. Длинные волосы я собрал в хвост, чтобы не бросались в глаза. Пусть сейчас всем и пофиг на то, какая у тебя причёска, но в этих районах достаточно тех, кто считает, что каждый должен жить «по понятиям». Понятием, созданным теми, кто оказался в тюрьме за воровство и убийство, у кого встаёт член на мужскую задницу. Эти люди, верящие в понятия – десятками поступали к нам на «реабилитацию», когда я был со всем этим связан. И многие, очень многие, не могли выбросить из головы этих правил жизни и убивали друг друга за неосторожно брошенное слово.

Поднимается ветер, а звезды скрывает слой облаков. Луну тоже. Я иду, медленно, чтобы не привлекать внимания. Мимо меня проходит наряд полиции. Один из патрульных смотрит на меня, но ничего не говорит. Наверное, видит меня здесь уже не первый раз. Его лицо тоже показалось мне знакомым.

Протягиваю наушники и включаю с телефона музыку. Чёрный Обелиск, начиная с альбома «Снизу Вверх». Из отечественных исполнителей я всегда любил именно их. Что-то есть в этой группе такое, что упускают другие. Многие гоняться за зрелищем или излишней атмосферой, а у них просто искренняя музыка. В наушниках играет песня «Простите меня». Простите меня, те кого я предал, простите меня, те кого разлюбил. Простите меня, я не ведал, что делал, простите за то, что обещания забыл – в этом есть своя искренность.

Я часто думал о том, почему мы слушаем музыку в наушниках, вместо того, чтобы насладиться ей, лёжа у себя дома на удобном диване включив колонки. Та реальность, в которую мы выбираемся переступив порог своего дома, зачастую слишком далеко от той частоты, на которой вибрирует душа. Музыка помогает достигнуть резонанса с реальностью.

Ставлю песню на паузу:

– Привет, Армен, сделаешь шаурму с сыром?

– О, какие люди! Ты чего так поздно? – Улыбается мне смуглый парень и упирается локтями в подоконник своей палатки.

– Не спится что-то, да и дома давит что-то всё…

– Обычно с такими делами идут в ночной бар, а не шаурму кушать! – Всё также иронически продолжает продавец.

– Шаурму то сделаешь?

– Сделаю, конечно. С тебя сто двадцать рублей. И всё-таки, что ты ночью тут делаешь?

– Гуляю, говорю же.

– Эх, ладно. Сейчас готово будет. Кофе будешь?

– Ага.

– Чёрный, без сахара?

– Точно.

Смотрю на дымоход, старый как этот город, пока Армен возится с шаурмой. Никого. Ночь. Сейчас можно встретить либо местного алкоголика, который точно знает, где можно достать ещё, либо наряд полиции. А ещё тех, кто пока не закончил гулять, но это не здесь. Это дальше. В лесопарке.

Ночной город мне нравится больше. В это время даже рекламные вывески перестают выглядеть такими навязчивыми, хотя сейчас их лучше видно. Людей практически нет, машин тоже. Только иногда кто-то проскакивает на огромной скорости, пользуясь тем, что дороги свободны.