На Губернаторском острове, расположенном в северной части Нью-Йоркской бухты, в 800 метрах юго-восточнее Манхэттена, два ангара, стоящих очень близко один к другому, были предоставлены Уилбуру и Кертиссу. Когда Кертисс прибыл на базу, чтобы осмотреться, они с Уилбуром вполне тепло поздоровались и минут пять поговорили, главным образом о состязаниях в Реймсе. Уилбур не стал пожимать Кертиссу руку, сказав, что его руки перепачканы маслом. Правда, тут на базе появился изобретатель беспроводного телеграфа Гульельмо Маркони и так разволновался от встречи с Уилбуром, что настоял на рукопожатии с ним независимо от того, в масле у того руки или нет. Маркони договорился о том, что, когда Уилбур или Кертисс будут готовы подняться в воздух, он пошлет радиотелеграфное сообщение с Губернаторского острова военным кораблям в бухте, те поднимут флаги, и это послужит сигналом другим судам и всем находящимся на берегу.
Вскоре Кертисс отбыл в Хэммондспорт, город на севере штата Нью-Йорк, чтобы принять участие в торжествах по случаю его возвращения на родину.
В один из дней репортеры, которые постоянно бродили на дозволенном им почтительном расстоянии, ожидая возможности поговорить с Уилбуром, увидели, как несколько ребятишек из гарнизона приближаются к охране, и приготовились посмотреть, как их будут прогонять, так же как прогоняют их самих. Вместо этого они увидели, как Уилбур с «доброй улыбкой» поздоровался с детьми. А затем репортеры через открытые ворота ангара наблюдали, как он «рассказывал детям о каждой детали машины».
«Я здесь уже около недели и почти подготовил машину к полету», – написал Уилбур Кэтрин 26 сентября. Он остановился в фешенебельном отеле «Парк Авеню», но предпочитал обедать в Офицерском клубе на Губернаторском острове.
«Вчера был большой военно-морской парад. Вечером на кораблях, а также на большинстве высотных зданий зажглась иллюминация. Река на протяжении почти 15 километров превратилась в непрерывную ленту из пароходов, но из-за того, что все они светились мириадами электрических лампочек, плыть по ней было невозможно».
Репортерам, которым удалось побеседовать с ним, Уилбур сказал, что не собирается удивлять мир, а хочет дать каждому возможность увидеть, как выглядит самолет в небе. Когда его спросили, не думает ли он, что летать над бухтой, заполненной таким количеством кораблей, опасно, он сказал, что самолет должен уметь летать где угодно.
Гленн Кертисс вернулся с севера штата во второй половине дня 28 сентября и остановился на ночь в ангаре на Губернаторском острове, где хранился его самолет. Он хотел провести испытательный полет рано утром. Кертисс поднялся в воздух в начале седьмого. Единственными свидетелями полета были его друг и один из офицеров с базы. Кертисс пролетел 274 метра, после чего опять уехал домой.
Уилбур, который провел ночь в отеле в городе, не стал отказываться от предварительного осмотра, который продолжался до восьми утра, затем около девяти часов поднялся в воздух и провел семиминутный полет, сделав круг над Губернаторским островом. Его серебристо-белый «Флайер» выглядел как обычно, если не считать обтянутого парусиной четырехметрового красного каноэ, подвешенного под фюзеляжем. Таким образом, над американскими водами состоялся дебют новейшего способа транспортировки старейшего из средств передвижения, находящегося в полной готовности на случай необходимости.
Вскоре после посадки Уилбур объявил, что летит снова. Было отправлено соответствующее радиотелеграфное сообщение, на мачтах взметнулись сигнальные флаги, и он поднял самолет в воздух. Вместо того чтобы сразу лететь к устью Гудзона, как ожидалось, он повернул направо против ветра и, пролетев над двумя паромами, направился к статуе Свободы на острове Бедлоу-Айленд, облетел ее и прошел низко над «Лузитанией», которая направлялась к выходу из бухты, чтобы взять курс на Ливерпуль. За полетом наблюдали тысячи человек. Бэттери-парк на южной оконечности Манхэттена был буквально забит зрителями, а пассажиры на верхней палубе «Лузитании» изо всех сил размахивали шляпами, шарфами и носовыми платками, когда Уилбур пролетал над их головами.
Он умело управлял своим самолетом, заставляя его делать виражи и серии подъемов и спусков. Но самое сильное впечатление вызвал его облет вокруг статуи Свободы, о котором говорили, писали и который запомнился больше, чем все остальное, что и попытался выразить корреспондент «Нью-Йорк ивнинг сан» в репортаже на первой полосе: