Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

«Я не считаю, что Орвилл не способен сам сделать эту работу, но я понимаю, что его окружают тысячи людей, которые с самыми дружескими намерениями тратят его время, расходуют его силы и не дают ему возможности нормально отдохнуть.

Если бы я был там, то смог бы сдержать посетителей, пока он работает, или он сдерживал бы их, пока работаю я… Люди считают меня неразумным, потому что я не люблю, когда другие делают пусть даже что-то маловажное с моим самолетом. Говорят, что я ползаю под ним, хотя другие могли бы выполнить эту работу вполне себе хорошо. Но я занимаюсь этим отчасти потому, что так смогу заметить, если где-то что-то окажется не в порядке».

В заключение он написал, что понимает, как взволнован отец состоянием Орвилла, но в конце концов все наладится, в этом он уверен.

В тот же день, 19 сентября, епископ Райт, сидя за письменным столом в своей комнате на втором этаже их дома в Дейтоне, написал Уилбуру примерно в том же духе:

«Печально, что Орвилл пострадал, и неприятно, что его успехи откладываются. Очень прискорбно, что погиб лейтенант Селфридж. Я крайне опечален его смертью. Но успех вашего изобретения – дело решенное. К вам еще придут светлые дни».

В понедельник 21 сентября в Камп д´Авур Уилбур был снова в деле. В присутствии 10 000 зрителей он, как сам любил говорить, «взял быка за рога», пролетев 1 час 31 минуту и 25 секунд, преодолев расстояние в 64,4 километра и установив таким образом новый сенсационный мировой рекорд.

В огромной толпе стоял посол Соединенных Штатов во Франции Генри Уайт, о котором рассказывали, что он волновался больше всех присутствующих и, «забыв о своей обычной дипломатической сдержанности», побежал по полю, чтобы первым пожать руку Уилбуру.

III.

Кэтрин прибыла в Вашингтон рано утром 18 сентября. Чарльз Флинт и два офицера встретили ее на вокзале и сразу отвезли на принадлежавшем войскам связи автомобиле на другой берег реки в Форт-Майер. В госпитале Кэтрин ожидал молодой военный врач, который проводил ее в палату Орвилла.

«Я увидела, что Орвилл выглядит довольно плохо», – сообщала она в письме Лорину. На его лице было несколько порезов. Самый глубокий виднелся над левым глазом. У него так все болело, что он не мог вынести, когда до него дотрагивались. Его нога была не в гипсе, как она ожидала, а в «чем-то вроде люльки», подвешенной на веревке к потолку, написала она Уилбуру.

«Когда я вошла, его подбородок дрогнул, а в глазах показались слезы, но он быстро овладел собой. Конечно, он был очень ослаблен из-за потрясения». Днем Орвилл разнервничался и был на грани срыва. «Я думаю, это из-за того, что они что-то делали с его ногой. Я вымыла открытую часть его лица, грудь и плечи. Это его немного успокоило».

Ей понравились доктор и дежурный медбрат. Она с удовлетворением отмечала, что в палате очень много цветов и стоит огромная корзина с фруктами, а на краю стола лежит стопка телеграмм, включая ту, в которой говорилось: «Тысяча гордящихся вами учеников и учителей "Стил хай скул" единогласно выражают свое сочувствие и поддержку».

«Я выражу признательность за все записки и телеграммы, – сообщала она. – Тут в палате есть стол, за которым я могу писать. Немного погодя я смогу читать ему».

Пока нельзя было сказать, как долго Кэтрин придется пробыть рядом с Орвиллом. Его ранения не опасны для жизни, подчеркивала она, однако нет сомнений в том, что пройдут недели, прежде чем он сможет выписаться.

Сначала Кэтрин жила у семейной пары по фамилии Ширер – родственников их дейтонского друга. На то, чтобы добраться до больницы от их дома в Вашингтоне на трамвае с тремя пересадками, у нее уходил целый час. Однако каждый день она была у кровати Орвилла без опозданий. Иногда, когда Кэтрин чувствовала себя слишком усталой, чтобы возвращаться в город, она оставалась ночевать в госпитале.