Братство магов. Мертвый некромант

Толстяк Пекарь ждать себя долго не заставил. Уже через десять минут отчаянной возни, явственно слышимой через открытое окно второго этажа, Мальком выскочил на улицу, сияя, будто медный грош. О сдобе, свой любимой и ненаглядной, он тоже не забыл и бережно прижимал к груди огромный пирог с мясом.

– Мальком, где пирог?

– Даже не знаю, братик, – толстяк подмигнул приятелям и, откусывая на ходу от своего куска лакомства, поспешил к воротам.

– Верни пирог, придурок! Он же казенный! – разъяренная физиономия старшего пекаря появилась в окне второго этажа и, посыпая окружающих отменной бранью, пожелала прожорливому братцу непременно этим пирогом подавиться, а если его луженая глотка осилит этот плотный завтрак, то не слезать с отхожего места всю последующую неделю. Но Мальком только улыбался и шустро переставлял ноги, пока вопли Миланда не смешались с шумом улицы праздничного города. Даже бляху он брал, весело улыбаясь и любовно поглаживая вожделенное лакомство, а стоящие за его спиной Фридрих и Марвин втягивали ноздрями аппетитный аромат сдобы, захлебываясь слюной.

После того как последняя преграда, отделяющая их от предстоящего торжества, была преодолена, Пекарь остановился и начал разламывать пирог на куски.

– Вот это тебе, Фридрих, – дружелюбно улыбнулся он, протягивая голодному парню ароматный ломоть, исходящий запахом жареного мяса, лука и вареных яиц. – А это тебе, Марвин. Пирог в этот раз не бог весть что, но чем богаты, так сказать.

– Мальком, – довольно заурчал Бати, вгрызаясь в сочную начинку, – напомни мне при входе в университет повесить твой портрет и подписать его не иначе как «Мальком Пекарь, отличный парень и надежный товарищ».

– Ага, ага, – закивал Марвин. – И еще красной рамкой обвести.

– Да ладно вам, ребята, – щеки толстяка залились густой краской смущения, и он потупил глаза. – Мне же что, разве жалко? Я себе еще такой потом возьму…

Шумная многолюдная толпа, заполнившая город, нескончаемым пестрым людским потоком стекалась на центральную Ратушную площадь, где с минуты на минуту главный распорядитель праздника, градоначальник Аливе, должен был дать команду и, сверяясь с большими часами на ратушной башне, дождавшись двенадцати часов пополудни, громко хлопнуть в ладоши.

Праздник весны отмечался в столице с размахом, и посмотреть на это действо стекались почти все жители столицы, причиняя головную боль городской страже и радуя проходимцев и карманников. Поднаторевшие в столичной жизни местные крепко держались за свои кошельки, в то время как деревенские ротозеи, восторженно крутя головами по сторонам, позволяли воришкам действовать если не в открытую, то уж точно наглее обычного. Сотни торговых лотков заполнились различными лакомствами и украшениями. Открывшиеся пораньше лавки оружейников и портных выставили лучшие товары, и довольные торговцы потирали руки, предвкушая большие барыши.

На главной торговой площади уже вовсю шло веселье. Фокусник в длинном черном плаще, похожий на огромную летучую мышь, ловко подкидывал в воздух яркие оранжевые мячи, сыпал шутками и, к общему ликованию толпы, творил чудеса. Вот его ловкие руки метнулись к застывшей в изумлении пожилой матроне, и через секунду из-за ее уха он достал прекрасный благоухающий цветок, еще один взмах, и тот превратился в белого голубя.

Мастера огня, расположившиеся ближе к городской стене, тоже не ударили в грязь лицом, и хоть для своих представлений они предпочитали более темное время суток, но и тут не смогли удержаться. Будто заправские боевые маги, они жонглировали огненными шарами и метали их друг в друга, те переливались то зеленым, то красным, то голубым. Другие раскручивали на тонких цепях чаши, наполненные чем-то жидким и горючим, превращая их в пылающие и пышущие жаром круги огня, раз за разом срывая аплодисменты…

– Давненько не было столько народу, – признался Мальком, расчищая себе путь локтями и уверенно увлекая друзей к Ратушной площади. – Сколько себя помню, и город украшали скромнее, и приезжих была не такая тьма.

– Сладости, лучшие сладости в королевстве! – кричали с одной стороны площади зазывалы.

– Сладкие сочные фрукты с далекого побережья! – вторили им коллеги из фруктовых рядов.

– Лучшие в городе сапоги, износа им нет, проходишь сто лет! – пытаясь рифмовать и быть оригинальным, выкрикивал кто-то из вещевых рядов.

Зачем кому-то носить сапоги в течение целого столетия, Фридрих не понимал, да и цены на изделия из кожи были нешуточные. Десять золотых монет за жилет с костяными пуговицами, двадцать за обычные сапоги и тридцать две за обувь для верховой езды. Но вот что интересовало действительно, так это всевозможные сладости, длинными пахучими рядами тянувшиеся вдоль улицы и уходящие куда-то к южным воротам. Чего тут только не было. Мед и нуга, расставленные в кувшинах и корзинах вдоль стен, расписные пряники и леденцы на палочках, засахаренные орехи призывно поглядывали на Бати: «Ну купи нас, мы лучшее лакомство из тех, что ты видел, тебе же ничего не стоит потратить на нас какие-то три жалкие медных монеты».

– Ты идешь?