Братство Майкрофта Холмса

Ещё какое-то мгновение я раздумывал, правильно ли я делаю, доверяясь этому человеку, но решил: поскольку всем известно, что Пайерсон Джеймс представляет мои интересы, то никто не усмотрит ни малейшей странности в том, что я пошлю ему газету с континента. Если моё вложение попадётся на глаза не тому, кому следует, можно будет оправдаться тем, что я хотел скорее поведать юристу, какие неприятности мне пришлось пережить, чтобы оплатить пересмотр завещания. Довольный тем, что можно без большого риска послать отчёт в Лондон, я кивнул портье и сказал:

— Если ваш хозяин будет недоволен, дайте знать моему солиситору; тот предпримет шаги, чтобы облегчить ваши затруднения.

— Осмелюсь заметить: по сравнению с тем, что случилось с вами, неприятности, которые могут грозить мне, это сущие пустяки. — Взглянув в глубину вестибюля. он вынул большую связку ключей и предложил: — Позвольте показать вам дорогу.

— А что случилось у хозяина, почему он оставил гостиницу? — поинтересовался я только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Печальная история, — ответил портье, тряхнув головой. — Два дня тому назад его вызвали к сестре: и она, и вся её семья заболели тяжёлой горячкой. Ему пришлось срочно уехать к ним. — Он на секунду умолк. — Должен признаться, что хозяин был очень зол, так как более неподходящего времени для отлучки трудно было выбрать. Но его сестра вдова, других родственников-мужчин нет, и без него просто нельзя было обойтись… — Он пожал плечами и открыл дверь. — Хозяин сказал, что вернётся при первой же возможности.

— Надеюсь, его сестра быстро поправится, — механически произнёс я.

— Дай Бог, сэр, — поддержал портье, распахнул дверь и отступил в сторону.

Я вошёл, дождался, пока мой провожатый, чиркнув спичкой, зажжёт большую лампу, поблагодарил и окинул взглядом два длинных ряда вешалок с одеждой. По ней можно было бы проследить развитие моды не менее чем за последние сорок лет. В голову внезапно пришла мысль, что Эдмунд Саттон был бы счастлив, заполучив хотя бы половину этих нарядов. Медленно двинувшись вдоль ближней вешалки с верхней одеждой, я в конце концов снял с неё два сюртука. У первого оказались слишком длинные рукава, второй сильно жал в плечах, а вот третий, рядом с ними, был словно специально сшит для меня. Он был сшит по моде примерно шестилетней давности из тёмно-коричневого тонкого сукна, широкий в боках, на немецкий манер, с отложным бархатным воротничком. Одежда была в прекрасном состоянии; если бы не некоторая старомодность, её можно было бы принять за новую. Сюртук явно успели поносить совсем недолго, прежде чем он попал в эту кладовую. Благодаря свободному покрою одежда не беспокоила свежую рану и скрывала повязки. Портье помог мне облечься в новое платье.

— Отличный выбор, сэр, — довольно заметил он. — Может быть, вы подберёте себе и новый жилет?

— Почему бы и нет? — улыбнулся я.

Жилетов было много, копаться в них было интересно. Жилет, отвечавший моему собственному, довольно консервативному вкусу, я не взял: такой выбор оказался бы странным для Августа Джеффриса. Поэтому я остановился на парчовом жилете, украшенном рыжевато-коричневыми увядшими листьями.

— Бесконечно благодарен вам, дружище, — промолвил я, вновь снимая сюртук, чтобы надеть новый жилет. — Он мне прекрасно подойдёт. К тому же он куда лучше того, что был у меня прежде. Думаю, что среди такого изобилия ваш хозяин не заметит пропажи двух предметов, — добавил я, окинув взглядом вешалки.

— Я тоже надеюсь на это, — хохотнул портье.

— Во всяком случае, вы оказали мне величайшую любезность, — заметил я, подавив порыв дать моему благодетелю монету-другую за хлопоты. — Мне было необыкновенно приятно встретиться с таким гостеприимством.

— Рад был услужить вам, мистер Джеффрис, — ответил тот. Он не забыл запереть дверь на два оборота ключа и только после этого препроводил меня в вестибюль.

— Вы возьмёте экипаж до станции?

— Нет, лучше пройдусь, здесь недалеко, — ответил я, взяв саквояж.

Я надеялся, что прогулка немного взбодрит меня. Однако мне вовсе не хотелось идти к станции по длинной аллее вдоль ущелья. Я решил даже не смотреть в сторону обрыва, чтобы случайно не увидеть чего-нибудь ужасного.

Сразу же по прибытии на вокзал я узнал, что поезд на Мангейм опаздывает и до отправления ещё больше часа. Вновь спросив у почтмейстера, нет ли чего-нибудь для меня, я вновь получил отрицательный ответ. С гнетущим чувством покорности судьбе я послал очередную телеграмму. Почему мистер Холмс ничего не прислал? Он же сам сообщил, что здесь меня будет ждать письмо. Но, как ни странно, отсутствие корреспонденции для меня несколько уменьшило охватившую было меня тревогу. Купив позавчерашнюю мюнхенскую газету, я погрузился в чтение, старательно пряча за листом свою избитую физиономию и пытаясь окончательно успокоиться. Я прочёл газету от корки до корки, в том числе и известие о том, что в мюнхенский зоосад привезли пару молодых жирафов и восхищённые жители устроили нечто вроде массовых гуляний.