Я пробежал глазами телеграмму, и мне стало ясно, что посылка содержит ещё какие-то сведения, а мой корреспондент, в свою очередь, хочет узнать, когда я доберусь наконец до Макмиллана. Составляя в уме ответ, я заметил человека, лицом напоминавшего неудачное изваяние Бетховена. Поворачиваясь всем телом, словно у него не гнулась спина, он пронизывал каждого из сидящих в зале сердитым взглядом. Мельком глянув на него, я принялся изучать толстые переплетённые блокноты, находившиеся в свёртке. В них оказался перечень уголовных и политических преступлений членов Братства. Листая страницы, я понял, что обеспечен чтением на всю ночь и что оно не доставит мне удовольствия. Возглавлял зловещий список Лютер фон Метц. В пояснении говорилось, что он присвоил это имя, войдя в Братство. Это имя бросилось мне в глаза, несколько секунд я пытался вспомнить, откуда я его знаю. Нетрудно было сообразить, когда я мог его слышать: во время моего полного неожиданностей путешествия. Я, несомненно, слышал имя фон Метца, и, кажется, не один раз.
Если бы мои мысли не были, благодаря событиям последних дней, в таком беспорядке, я бы сразу припомнил это. Но сегодня мои попытки оказались тщетными: мысли путались, как клубок потревоженных змей. Это расстроило меня, и я злобно глянул на страницу с описанием подвигов фон Метца. В это время похожий на Бетховена человек подошёл поближе и приветствовал меня лёгким кивком. Он был одет в длинный сюртук немецкого покроя с пышным галстуком. Дополняли его наряд сапоги для верховой езды с огромными форейторскими шпорами, украшенные звёздочками с длинными зубцами.
— Прошу простить, не герра Дортмундера ждёте вы? — обратился он ко мне. По-английски он говорил, как заговорил бы бездушный механизм, без всякого выражения, и странно строил фразы. Из этого я заключил, что он учил язык по книгам. — Вы мистер Джефферз, — утвердительно добавил он.
— Если вам нужен Джеффрис, то он перед вами, — ответил я, чётко сознавая, что любое сомнение, возникшее у этого человека, может причинить мне куда больше неприятностей, чем я того желал бы. Случайная якобы ошибка в фамилии тоже была уловкой, шитой белыми нитками: он хотел убедиться, что имеет дело не со шпионом или самозванцем.
— Я думал, что вы должны приехать поездом из Вюрцбурга, — тоном обвинителя заявил Дортмундер. — Мне сказали, что вы приедете на нём.
— Мой поезд из Люксембурга запоздал, — ответил я по-немецки. — Я не смог вовремя пересесть на нужный поезд и поэтому поехал в Нюрнберг, а оттуда сюда. Я не хочу тянуть с выполнением поручения мистера Викерса. Он сказал, что дело срочное, и я спешу как могу. — Я хотел похвалиться проявленной инициативой и усердием, но не достиг цели.
— Вам было приказано прибыть на поезде, следовавшем из Ульма. — Хотя Дортмундер тоже перешёл на немецкий язык, его речь звучала столь же книжно, как и английская.
— В этом случае мне удалось бы приехать только завтра. В полученных мною инструкциях было ясно сказано: приехать сегодня, и я стремился исполнить этот приказ, — небрежно бросил я и не торопясь убрал блокноты в саквояж. — Сожалею, что не смог приехать ещё раньше.
— Я мог бы уйти. — Он снова уставился на меня тяжёлым взглядом, который в моём представлении всегда связывался с немцами. — У вас разбито лицо, и вы одеты в коричневый, а не в синий сюртук. Мне не говорили, что можно ожидать таких изменений в вашем облике. Я герр Дортмундер, очень рад познакомиться, — добавил он, попытавшись вложить в голос хоть каплю тепла.
— А я не очень, учитывая обстоятельства, — возразил я. Этот человек уже успел утомить меня.
— Это шутка? — грозно вопросил немец, вперив в меня пронизывающий взгляд.
— Пожалуй, нет. — С каждой новой репликой моя усталость возрастала. — В Люксембурге на меня напали двое.
— Напали? — воскликнул Дортмундер. — Кто они были?
— Понятия не имею. Они мне не представились, а сразу же попытались убить.
— И что с ними случилось? — последовал требовательный вопрос.
— Они не справились со своим заданием, — пояснил я. Не знаю почему, но мне совершенно не хотелось рассказывать этому грубияну о люксембургском происшествии. Тем более у меня не лежала душа говорить о том, как я убил одного из врагов.
— Очень удачно, — заметил Дортмундер. — Мы должны побыстрее уехать, пока на вас не обратили внимания. — Он повернулся, и я заметил в кармане его сюртука пистолет. — Это все ваши вещи? Одна эта сумка? — указал он на мой саквояж.
— Да, — отрезал я, поднявшись, и, подхватив свой жалкий багаж, добавил по-английски: — Веди, Макдуфф.
Герр Дортмундер, может быть, и понял мои последние слова, но явно не нашёл в них ничего смешного. Взглянув на меня со злобной гримасой, он направился за мной к выходу с вокзала, где стояли наёмные и частные экипажи, и подвёл меня к крытой коляске, запряжённой парой крепких тёмно-карих лошадей незнакомой мне породы.
— Поставьте сумку под ноги, — посоветовал мой провожатый и, остановившись, обменялся с возницей какими-то знаками. — Этот человек немой, — пояснил он, забираясь вслед за мной в экипаж.