Брегет хозяина Одессы

– А какая любовь была у Утесова с женой Леночкой! – простонал он. – Ты бы видел эту женщину! До чего мудра! Не скажу, что очень красива – это на любителя. Но, представь, насколько нужно быть умной, чтобы удерживать возле себя мужа – любимца тысяч женщин – целых сорок девять лет! Если бы Леночка не умерла, они справили бы золотую свадьбу.

Геннадий улыбнулся.

– Странно, дядя, – проговорил он с набитым ртом, – что в Одессе еще можно встретить людей, которые видели и Утесова, и Митьку-Китайчика. Последний больше известен, чем Утесов. Как же криминальной личности удалось покорить такой город?

Северный театрально закатил глаза:

– О, Гена, это был обаятельнейший человек, образованный, относительно, конечно. Но если учесть, в какой семье он родился… В семье биндюжника. Ты знаешь, что означает это слово?

Беспальцев наморщил лоб:

– Кажется, грузчик на одесском жаргоне. Кажется, их имеет в виду автор песни «Я вам не скажу за всю Одессу».

Дядя Боря щелкнул короткими толстыми пальцами-сосисками:

– О, не совсем. Начну с того, что Одесса – огромный портовый город, а в порт заходят корабли. Товары с них сносили и заносили грузчики. А биндюжники – грузчики рангом выше – на пристани грузили товары на свои большие телеги, в которые были запряжены две лошади-тяжеловоза, обычно породы першерон, сильные и выносливые. Да, у отца Митьки была повозка и лошадь. Кстати, лошадь сыграла в их семье роковую роль. Судьба готовила Митьке роль биндюжника, он должен был пойти по стопам его папы и деда. А Дмитрий не хотел быть биндюжником. Он видел, как тяжелый труд уродует людей, превращает доброго папу в алкоголика, который бьет жену и детей. Знаешь, Молдаванка, где ютилась его семья, – район криминальный. Здесь постоянно шныряли криминальные личности, продавали и перепродавали краденое, жили шулеры, контрабандисты и налетчики. Разумеется, по ним давно плакала тюрьма, однако Митька и его друзья смотрели на них с восхищением и все, как один, мечтали стать похожими на них, – такими же смелыми и отважными, этакими благородными разбойниками.

– А при чем тут лошадь? – вставил Беспальцев, снова наливая себе чаю. Борис Александрович заморгал: