Бремя феодала

Переоделись. Я нацепил парадный камзол (таскаю его в вещмешке — пока не было случая одеть, даже в Магдалене шастал в простой одежде, чем вызвал у горожан иронию и насмешки, на которые было, естественно, плевать), пристегнул меч. Обычный — не до графских сейчас. Палево. Помог зашнуроваться ей. После чего мы спустились, первые, и заняли столик у самой «сцены» — тавернщик, понимая расклады, «забил» его на вечер за нами. Причём сам, без просьб. Баронеты в его заведении случаются, но не каждый день, и понимать в статусе надо чутьём, если не хочешь прогореть. Наёмники сидели через столик справа, у них место было угловое — и это правильно. Спиной к стене, лицом к окнам и дверям, выход в кухню — справа. Всё логично, в этом мире не читают боевиков и криминальных романов, но головой люди думать умеют. Заказали поесть, и тут же получили горячую баранину с овощами и прохладное вкусное пиво. На что накинулись с аппетитом — в походе вкусно не покушаешь, а ночевали эти дни мы в поле.

Спустился и Бернардо с наставником, и Сигизмунд с Лавром подсели. Потом спустился и Клавдий — ага, какая же движуха без него, напросился ехать с нами. Что воины с нами за столом, хотя они телохраны? Так сеньор может есть за одним столом с вассалами, это нормально. Наоборот, это правильно! В этом и суть сеньората-вассалитета. И скоро парни станут на самом деле… Вассалами. Ибо дружинник это не вассал впрямую, но очень сильно похожий статус. Поднесли еду и пиво с вином и им. Несколько наших воинов расселись по залу, в самых разных местах, но я видел, что парни перекрыли и вход, и были в зоне досягаемости служебного входа в кухни, и лестница наверх, в комнаты, была в шаговой доступности. Вольдемарова работа — научил.

Мы какое-то время были центром внимания. Ибо тати как никто другой разбирались в скрытности и безопасности и также увидели размещение наших воинов. Немного напряглись, но, так как мы усердно играли свою роль, постепенно расслабились. Что они, проезжающих мимо баронетов что ли не видели?

Концерт продолжался. Коротышка, то ли он управляющий-администратор, то ли и есть хозяин, лично вышел после ушедшего существа, и объявил о выступлении дорогого гостя из далёких краёв — менестреля, трубадура… Это я иронизирую если что, в местном испанском есть слово «музыкант», то есть тот, кто в принципе занимается музыкой, и слово «уличный музыкант», в значении лабух, ярмарочный развлекатель. И вот это второе слово подсознание переводило словом «менестрель». Коротышка назвал оба этих слова. Короче, «выступает менестрель-музыкант Сильвестр из далёкого…» Название города пронеслось мимо — где-то за пределами королевства на западе.

Сильвестр представлял из себя невысокого блондина лет (наших) двадцати пяти, не больше. Мальчик, юноша. Щуплый, сухонький, совершенно не брутальный на фоне как рыцарства, так и крестьянства, да и вообще всех местных. Сурова жизнь странствующего менестреля, не всегда на корку хлеба есть деньги. Чёлка-каре, волосы длиньше «крестьянских» норм, но сильно короче длинных волос а-ля Марко Хиетала, Кипелов или любой рокер восьмидесятых. Мне этот Сильвестр сразу чем-то понравился. Смотрел он на всех… Не так, как смотрит большинство. Ибо тут человека можно палить не по одежде, а просто по взгляду. Рыцари смотрят свысока, с презрением. Попы — просто сверху вниз, как на дерьмо, но их работа — черпать это дерьмо во славу божию. Но ты всё равно при этом остаёшься дерьмом, как ни крути, это данность от бога. Крестьяне в глаза почти не смотрят — забитый взгляд. И всегда благородных боятся. Купцы — взгляд прожжённых пройдох, не знаю как, но я всегда отличаю купцов от других именно взглядом, как бы они ни были одеты. Ну, а ремесленники смотрят пусть и не настолько забито, как крепостные, но всё равно снизу вверх и исподлобья. А этот смотрел… Иначе. И как на равных, и как на неравных одновременно.

— Первая песня посвящается моему другу, который… — начал что-то лепетать Сильвестр, но я не слушал голос. Я смотрел на музыкальный инструмент. Это была лютня… Но не такая, как в «Сийене» у эльфийки, не такая как все иные, виденные мною тут. Гриф её был длиннее и у́же привычных. Хотя струн по-прежнему дофигища, и все — сдвоенные.

Далее следовала медленная лирическая композиция… Блеять! Я чуть не выругался, когда услышал аккорды! «Метла», «To Live Is to Die», собственной персоной!

Где бы я, Рома Наумов, ещё услышал живьём «Металлику» на лютне, как не в средневековом магическом мире? Маму иху в задницу!

— Сигизмунд, следить за этим парнем! — бросил я телохрану, стараясь через силу расслабиться. — Передай всем. Если выйдет «проветриться» — смотрите, чтобы не ушёл. После концерта хочу с ним поговорить, и говорить хочу на своих условиях.

— Понял. — Отрок приподнялся чтобы пойти дать указания своим, но я придержал за рукав:

— Не бить и тем более не калечить! Менестрели — натуры нежные, творческие. А мне нужно добровольное сотрудничество.

— Понял, — снова кивнул отрок и отошёл.

— Что такое? — оживился Бернардо. Я отмахнулся.

— Позже. Давай пока слушать концерт?