Бремя империи

— Тогда вот что… — Государь взял со стола листок бумаги с водяными знаками, обмакнул в чернильницу старомодное перо, которым на Руси было принято подписывать царские бумаги, начертал на бумаге несколько слов, помахал ею в воздухе, чтобы высохло. — Извольте распорядиться, чтобы архитектор начертал на мемориале эти строки. А это… передайте семье.

Адмирал Воронцов четко, как на параде, вытянулся, отдал честь, принял согнутый вдвое лист. Открыл он его уже в своей машине, по дороге в Адмиралтейство — не удержался. На белом глянце бумаги антрацитом чернели строки…

Пока есть такие офицеры, как вы, я спокоен за судьбу России.

Александр.

Возмездие

Оперативное время минус сто пятьдесят восемь часов сорок одна минута

Украина, Прилуки

Восьмая тяжелобомбардировочная эскадра

Август 1992 года

Конец лета…

Время собирать урожай… И посеявший ветер да пожнет бурю.

Легкий ветерок задул, веселясь и играясь, поднимая придорожную серую пыль, закручивая легкомысленные вихри и тут же их разрушая, самонадеянно стремясь победить тяжелое, плотным ватным одеялом окутавшее землю марево. Конец августа был для этих мест непривычно жарким, хлеба убрали рано, и теперь золотистое жнивье не могло защитить землю от не по-августовски жаркого, совсем летнего солнца. Жарким обещал быть и этот день — уже в восемь часов утра по местному одинокий путник, случись ему оказаться на дороге, задумывался о том, где бы найти живительную тень…

Трехдверный, грозно выглядящий из-за хромированного обвеса внедорожник с откидным верхом свернул с трассы на вымощенную бетонными плитами дорогу. По левую сторону от трассы желтела стерня — зерновые здесь уже убрали, а по правую… по правую была только тонкая белая линия на горизонте. Трассу от этой тонкой белой линии отделяло поле выцветшей бледно-зеленой травы — на этом поле на удивление не росло ничего, ни деревьев, ни кустарников — только чахлая неухоженная трава на истрескавшейся от жара земле. И длинный бетонный забор вдалеке — когда едешь по этой вымощенной бетонными плитами дороге, забор постепенно вырастает и вблизи уже закрывает большую часть неба — высота его составляет ровно четыре метра, это если не считать кинутых поверху витков блестящей, выглядящей как новенькая режущей проволоки, да неприметных изоляторов системы «Кактус» — электрической системы охраны периметра, из-за которой каждый день какой-нибудь бедолага из батальона охраны базы едет на велосипеде около этого забора, тянущегося, кстати, на многие километры, и собирает в большой пластиковый мешок трупики птиц. Потом эти трупики сжигают на костре на всякий случай — ежедневное жертвоприношение богу по имени «секретность», весьма вонючий, надо сказать, фимиам. Обычно собирать трупики погибших от удара током птиц посылают того, кто в чем-то провинился — наряд «у забора» считается равным наряду по очистке канализации.

Водитель внедорожника ловко — что выдавало в нем опытного и уже не раз побывавшего на этой базе человека — повернул руль, объезжая большую трещину прямо посреди дороги в одной из плит. Об этой трещине знали только местные — и у командования никак не доходили руки ее заделать. Было не до того, хотя трещине этой было больше месяца. Справившись с этим препятствием, внедорожник продолжил свой путь к воротам базы…

Ворота базы в Прилуках сами по себе представляли достойное восхищения сооружение. Они были двойные — ворота на рельсах, откатывающиеся влево, и здоровенная, в две человеческие руки, кованая балка-засов, откатывающаяся вправо, причем независимо от ворот. Такое сооружение невозможно было прошибить, даже направив на таран тяжелый грузовик — фуру. Кстати, на учениях это проверили — действительно нельзя.

Человек ловко затормозил прямо у ворот базы, достал висящий на металлической цепочке на шее пропуск — он был похож на банковскую микропроцессорную карту, только на нем была фотография его владельца и не было ни фамилии, ни имени, ни отчества, ни должности, ни звания — только дополнительный штрих-код для перемещения в пределах базы и странный, двадцатизначный номер.

Водитель, ехавший всю ночь и подъехавший в этот ранний, неурочный час к воротам базы, был среднего роста, пожилой, с белесыми, будто выцветшими глазами и красным лицом. Хотя эта краснота не имела никакого отношения к пьянству, просто этот человек не мог загорать, под солнцем он обгорал, превращался в вареного рака, покрывался волдырями — а загореть не мог. Одет был этот человек в светло-серую рубашку с коротким рукавом, такого же цвета легкие летние брюки, рядом с ним, на пассажирском сиденье, валялась шляпа-панама с широкими полями. В целом, человек этот выглядел весьма безобидно и походил на недавно вышедшего на пенсию удачливого и хорошо зарабатывавшего приказчика.