Я обратил на это внимание Г. И. Дорофеева. Он согласился, что некоторая разница есть, и сказал, что собирается послать эти документы на графологическую экспертизу.
Когда неделю спустя я позвонил Дорофееву, он с радостью сообщил мне, что экспертиза состоялась и эксперты единодушно признали, что оба показания, вызвавшие сомнения, написаны, несомненно, не Филей, а кем-то другим. Собственноручной была только его подпись. Таким образом, все объяснилось: это и были те два документа, которые следователь заставил Филя подписать не читая.
С заключением следователей дело Филя было послано Генеральному прокурору СССР. Словом, в начале января 1956 года я смог наконец дать Филю долгожданную телеграмму. При этом я послал ее не по его личному адресу. Хотелось, чтобы как можно больше людей узнало об этом радостном событии, чтобы все сослуживцы Филя, знавшие его в тяжелые времена, когда над ним тяготело несправедливое обвинение, быть может, и не доверявшие ему тогда, сейчас удостоверились бы в его полной невиновности. Именно поэтому я решил телеграфировать прямо в адрес управляющего трестом "Якут-золото ". Вот текст этой телеграммы:
"Алдан, Якутзолото, Заикину, для начальника лесоучастка Ленинского приискового управления Александра Митрофановича Филя. Тридцать первого декабря Генеральный прокурор подписал постановление о Вашей полной моральной реабилитации. Постановление выслано в Алдан, днями Военная прокуратура высылает в Ваш адрес официальную бумагу. Поздравляю Вас, героя Брестской крепости, с полным восстановлением Вашего доброго имени ".
Уже вскоре я получил восторженную телеграмму Филя, а затем его письмо, говорившее о том, что он сейчас почувствовал себя возрожденным к жизни и полон радостных надежд на будущее. Оказалось, что я был прав в своих предположениях - телеграмма, посланная в адрес Заикина, обошла весь трест, а потом и Ленинское приисковое управление. Товарищи горячо поздравляли Филя с радостным для него событием.
Летом 1956 года Филь взял на работе отпуск и снова приехал в Москву: он направлялся к себе на родину, в станицу Тимашевскую, где не был уже много лет. Там он нашел множество близких и дальних родственников, оказавших ему горячий, радушный прием. А потом он поехал в Ереван к Матевосяну. Я всегда жалел, что мне не довелось присутствовать при этой волнующей встрече двух однополчан, о которой потом Филь много рассказывал мне.
Прошло еще полгода, и в январе 1957 года я снова послал поздравительную телеграмму в Якутию. Я поздравлял Филя с высокой правительственной наградой - орденом Отечественной войны, которым были отмечены его доблесть и мужество при обороне Брестской крепости.
Чтобы закончить историю Александра Митрофановича Филя, я могу добавить, что в том же году он решил стать коммунистом, и я, узнав об этом, тотчас же отослал ему свою партийную рекомендацию. Сейчас Филь уже находится в рядах КПСС. Я глубоко убежден, что он всегда будет достойным членом партии, так же как был достойным защитником Родины в дни памятной обороны Брестской крепости.
КАПИТАН ШАБЛОВСКИЙ И ЕГО ЖЕНА
Еще во время нашей поездки в Брест с Матевосяном и Махначем я услышал о волнующем подвиге одного из защитников крепости. Впоследствии очевидцы этого события помогли мне уточнить его подробности.
В северо-западной части Брестской крепости, почти на самой границе, около Буга, располагался 125-й стрелковый полк. Одним из батальонов в этом полку командовал капитан Владимир Васильевич Шабловский - коренастый, плотный человек могучего телосложения, отличавшийся, как рассказывают, исключительной физической силой. Кадровый военный, он уже много лет служил в армии и пользовался репутацией умелого, волевого и строгого командира.
Жил Шабловский здесь же, неподалеку от полковых казарм, в домах комсостава, выстроенных двумя рядами вдоль мощенной булыжником дороги, которая тянулась через всю северную часть крепости с востока на запад. Это были аккуратные двухэтажные домики, окруженные зелеными садиками и цветочными клумбами.
Жена Шабловского Галина Корнеевна, молодая, веселая и энергичная женщина, была верной спутницей нелегкой кочевой жизни армейского командира. Ей немало пришлось попутешествовать с мужем по разным городам Белоруссии, куда, бывало, забрасывала его переменчивая военная судьба.
У Шабловских было четыре дочери - "женский батальон", как, смеясь, называл их отец. Старшей, Раисе, недавно исполнилось восемь лет, вторая, Гета, была тремя годами младше сестры, Наташе минуло два, а Светлана родилась всего за восемь месяцев до войны. Это была большая, шумная и дружная семья.