Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

В 1905—1906 гг. важным условием подавления революции стало лояльное к монархии поведение офицерского корпуса. Такие, как лейтенант флота П.П. Шмидт, были среди него редчайшим исключением. Можно уверенно сказать, что психология офицерского корпуса в целом не поменялась и к 1917 г., когда антимонархическая революция победила. В это время, как и в 1905 г., большинство офицеров были готовы по приказу авторитетной власти усмирять толпу. Почему же они тогда не выступили в защиту самодержавия, а высший генералитет оказался непосредственно замешанным в свержении царя? Это объясняется лишь тем, что верховный глава государства утратил в их глазах личный авторитет. Более того, многим тогда представилось, что отстранение от власти Николая II укрепит позиции элиты. Это было заблуждением, но характерным заблуждением — его разделяли очень многие и в армейских, и в штатских верхах.

Живучесть негативного мифа о Николае II объясняется многими причинами. Оказавшиеся в эмиграции осколки «старого мира» сваливали на покойного монарха собственные просчеты и собственную государственную несостоятельность. Для части монархистов казалось выгодным списывать причины падения монархии на личные качества последнего государя, ибо только так они могли защищать от нападок самый принцип самодержавия. Для бывших революционеров, казалось бы, не было необходимости поддерживать миф о «безвольном», «неспособном» Николае II. Даже наоборот — этим мифом только принижалось значение революции, ибо велика ли доблесть — свергнуть такого царя?! Но поскольку и реабилитировать образ Николая II у революционеров не было особого резона, то не ими созданный миф перекочевал и в советскую историографию, надолго утвердившись в качестве большевистского «канона» последнего русского государя.

Серьезные историки давно доказали, что за легендами о влиянии Распутина и других «темных сил» на Николая II стоят лишь измышления политических противников государя. Эти легенды были орудием информационной войны, ведшейся против самодержавия. Здесь нет места подробно разбирать всю их аргументацию, отмстим лишь как общеизвестный факт, что ныне ни один настоящий исследователь не рассматривает вышеуказанные «влияния» в качестве реальных источников политики Николая II.

Последний российский император был традиционным вождем и верховным выразителем интересов российской элиты. Он направлял свою политику в соответствии со своим пониманием этих интересов, за которыми, как он считал, стоят подлинные интересы всей России. И любые ошибки и просчеты последнего царствования — это прежде всего результат неадекватности самой российской элиты нуждам и перспективам исторического развития нашей страны.

Николай II в продолжение всего своего царствования осуществлял программу глубокой и всесторонней капиталистической модернизации России. По способности к долгосрочному планированию это был один из выдающихся монархов, которых когда-либо знала наша страна. Стратегический замысел реформ С.Ю. Витте и П.А. Столыпина был на самом деле продиктовал им. Проблема была не в том, что государь как-то их тормозил, а в том, что они лишь ограниченно отвечали объективным потребностям страны. Они в значительной степени представляли собой паллиативные меры, не решая многих актуальных задач России, а лишь отодвигая эти решения и при этом создавая новые проблемы. Историческую обреченность реформ Витте и особенно Столыпина (которые здесь нет возможности подробно разбирать) автор усматривает в том, что они проводились исключительно в интересах узких слоев частных собственников, а не большинства народа. Более того, подталкивая развитие России по буржуазному пути, они еще больше противопоставляли элиту России ее народу.

Но была ли у Николая II альтернатива? Чтобы проводить модернизацию России на иной основе, кроме частного капитализма, он должен был сам совершить революцию против «священного права» частной собственности. Неоцененный при жизни реакционный пророк Константин Леонтьев еще в 80-е гг. XIX века видел спасение монархии лишь в одном: чтобы сам царь возглавил движение России к социализму! Можно сказать, что это действительно стало пророческим предвидением, сбывшимся, правда, уже на почве, созданной революцией (Сталин). Во времена Николая II рецепт Леонтьева был неосуществимой утопией. Во всяком случае для самого Николая II, который во всех своих делах избегал крутой ломки устоявшихся, даже отживших отношений, был убежденным сторонником эволюции.

К этой черте последнего императора можно относиться по-разному. Но совершенно ясно, что уж кто-кто, а дореволюционная элита не имела никакого морального права упрекать Николая II за нее. Он делал все, от него зависевшее, чтобы при неизбежной трансформации общественно-экономического строя России группы старой элиты постепенно и безболезненно вживались в новый буржуазный порядок.