Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

По своему замыслу, наступление, устраиваемое русским командованием летом 1917 г., не могло иметь стратегического значения. Предпринимаемое в отрыве от активных действий союзников на других фронтах Первой мировой, оно заранее обрекалось на неудачу. Максимум, к чему оно могло привести — это лишь к незначительному тактическому успеху ценой огромных жертв. Состояние же Русской армии в результате революции вряд ли позволяло надеяться даже на такой исход.

Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт, трем другим предстояло содействовать ему в этом наступлениями без решительных целей на своих участках. Как и годом раньше, выполнение такого плана даже в лучшем случае превращалось в борьбу на истощение с вражескими армиями в самых сильных местах их стратегической позиции.

После ряда отсрочек, наступление Юго-Западного фронта было назначено на 16 (29) июня. Остальные фронты должны были перейти в наступление только тремя неделями позже: Западный — 7 июля, Северный — 8 июля и Румынский — 9 июля. Это липший раз ставило под сомнение всю затею операции.

Если главный удар намечалось нанести на Юго-Западном фронте, то остальным фронтам следовало начать наступление раньше, чтобы сковать там силы противника и не допустить их переброски на направление главного удара. Если Юго-Западному фронту предстояло играть отвлекающую роль, то его наступление не должно было начинаться на столько времени раньше, чем на других фронтах. Три недели — срок вполне достаточный для того, чтобы вполне обозначился успех или неудача на направлении первоначального наступления. Если оно развивается успешно, другие фронты должны атаковать раньше, чтобы предотвратить переброску оттуда резервов противника. Если неудачно — наступление прочих фронтов вообще лишается всякого смысла.

Поэтому, принимая такое решение о наступлении, Временное правительство и армейское командование вполне отдавали себе отчет в его бессмысленности с военно-стратегической точки зрения. Политические соображения довлели над военными. В жертву своему честолюбию и властолюбию, стремлению приобрести больший политический вес перед западными союзниками, буржуазные лидеры сознательно приносили десятки тысяч русских жизней.

16 июня Юго-Западный фронт под командованием генерал-лейтенанта А.Е. Гутора начал невиданную но своей интенсивности на русско-германском фронте артиллерийскую подготовку. 18 июня 11-я и 7-я армии центрального участка фронта атаковали позиции врага и почти повсеместно имели полный успех. Однако после прорыва первой полосы обороны противника наступила обычная в этих условиях пауза, связанная с подтягиванием артиллерии и тылов. Во время нее выдохся наступательный порыв русских армий. Местами противник переходил в контратаки и отбрасывал назад русские войска. Стойкость русских частей в обороне была уже не такой, как прежде. 30 июня Гутор попытался было снова двинуть вперед 11-ю и 7-ю армию, но без успеха.

25 июня в наступление перешла расположенная южнее 8-я армия генерал-лейтенанта Корнилова. Ей быстро удалось прорвать у Станиславова (совр. Ивано-Франковск) фронт 3-й австро-венгерской армии в полосе шириной 80 км на глубину 30 км. 27 июня 8-я армия освободила древний русский город Галич, а 28-го вступила в Калуш. Но вскоре и ее наступательный порыв иссяк.

Одержанные русскими войсками тактические успехи были полностью использованы военным министром Керенским в целях, как мы бы сказали теперь, политического пиара. 19 июня, когда еще ничего не было ясно, Керенский уже трубил в победные литавры, сообщая Временному правительству: «Сегодня великое торжество революции. 18 июня Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление и доказала России и всему миру свою беззаветную преданность революции и любовь к свободе и родине… Сегодняшний день положил конец злостным клеветническим нападкам на организацию Русской армии, построенную на демократических началах»^{97}.

Весь пропагандистский аппарат, созданный Февральской революцией, работал на прославление июньского наступления и на доказательство жизнеспособности новой «революционной» дисциплины в войсках. Никогда прежде, в царское время, официальная пропаганда не достигала такой степени громогласности, хотя победы русских войск в Галицийской битве 1914 г. или в Брусиловском прорыве 1916 г. были куда значительнее успехов, достигнутых летом 1917-го. Что же, новые правители России делом доказывали, что они искуснее своего поверженного врага — «средневековой монархии» — владели информационными технологиями XX века.