Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

Пропагандистский эффект наступления российская буржуазия пыталась использовать сполна, конвертируя его в материальные ценности. Даже в октябре 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства М.И. Терещенко, выступая в так называемом Предпарламенте, вспоминал благоприятное воздействие на курс русской валюты и русских ценных бумаг, которое оказало июньское наступление. Оценивать кровь, пролитую русскими солдатами, в биржевых котировках — тоже было «по-революционному». Сановники царского режима до такого цинизма, но крайней мере открыто, не скатывались.

Тем временем германское командование готовилось парировать русский удар. В Галицию направлялись подкрепления с других участков Восточного фронта и из Франции. Эти силы сосредотачивались не на направлении главного русского удара, а несколько севернее, для флангового контрнаступления. К началу июля в районе Злочева сконцентрировались 12 свежих дивизий противника, нацеленных в стык 11-й и 7-й русских армий. Этими силами немцы 6 июля быстро прорвали наш фронт и устремились вглубь нашей обороны.

Обстановка сменилась моментально. Столь хвалимые правительством войска, утверждавшие, как ему казалось (или хотелось, чтобы казалось другим), «новую, основанную на чувстве гражданского долга, дисциплину», стали разбегаться. Немецкий прорыв ширился, и в стихийное, паническое отступление вовлекались все новые части. Солдаты дезертировали, в тылах армий в огромных размерах расцвели мародерство и вооруженные грабежи, стали вспыхивать еврейские погромы. Город Тарнополь, где находилась главная база Юго-Западного фронта, грабился вооруженными бандами в течение нескольких дней, и еще сохранившие дисциплину войска лишь с большим трудом сумели это пресечь. Такую картину рисуют нам газеты и воспоминания современников.

«Город горел в нескольких местах, толпа солдат, разбив железные шторы, громила магазины. Из окон домов неслись вопли, слышался плач… — описывал события июля 1917 г. в Станиславове один из будущих вождей Белого движения, П.Н. Врангель. — В каком-то магазине мы застали грабителей, занятых опоражниванием ящиков с чайной посудой. Схватив первого попавшегося, я ударом кулака сбил его с ног, громко крича: “Казаки, сюда! В нагайки всю эту сволочь!” В одну минуту магазин был пуст… Тут же было поймано и расстреляно на месте несколько грабителей и к утру в городе было совсем спокойно»^{98}.

«Большинство частей находится в состоянии всё возрастающего разложения. О власти и повиновении нет уже и речи, уговоры и убеждения потеряли силу — на них отвечают угрозами, а иногда и расстрелом. Были случаи, что отданное приказание спешно выступить на поддержку обсуждалось часами на митингах, почему поддержка запаздывала на сутки. Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника… На протяжении сотни верст в тыл тянутся вереницы беглецов с ружьями и без них — здоровых, бодрых, чувствующих себя совершенно безнаказанными… — докладывали 9 июля правительству комитеты и комиссар 11-й армии. — Сегодня главнокомандующим, с согласия комиссаров и комитетов, отдан приказ о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает правду, содрогается и найдет в себе решимость беспощадно обрушиться на всех, кто малодушием губит и продает Россию и революцию»^{99}.

Отлично зная силу воздействия пропаганды, сегодня мы вправе задаться вопросом: насколько отвечала истине та картина всеобщего хаоса и разложения, которую рисовали донесения правительственных комиссаров и мемуары белогвардейских генералов? Тем более что вслед за этими донесениями неизменно следовали долгожданные выводы в виде необходимости укрепления дисциплины всеми методами, вплоть до расстрелов. Несомненно, что управление войсками было утрачено. Однако нельзя не признать, что эта дезорганизация, равно как и само германское контрнаступление, оказались как нельзя кстати для сторонников жестких мер по наведению порядка не только на фронте, но и в глубоком тылу.

Русская армия оставляла земли Червонной Руси, для освобождения которых в 1914—1916 гг. пролили свою кровь миллионы русских солдат. 12 июля был оставлен Тарнополь, а к 21 июля войска Юго-Западного фронта, очистив также Черновцы и Хотин, отступили на линию довоенной русско-австрийской границы, а местами и дальше. Только в ходе двухнедельного наступления Русская армия потеряла убитыми и ранеными около 40 тысяч человек. Так Россия платила за политический пиар военного министра Керенского. Сколько-то было потеряно еще в период отступления, причем большинство потерь, очевидно, приходится на счет дезертирства.