Бросая прощальный взгляд на Временное правительство, как мы его оценим? Вроде бы для положительной характеристики нет никаких оснований. Либерально-социалистическое правительство всего за восемь месяцев полностью дискредитировало и партии, представители которых в него входили, и их идеалы. Оно оказалось неспособно ни успокоить (неважно, какой ценой) народ, ни провести реформы, ни навести порядок, ни успешно вести войну, ни даже предпринять попытку заключить мир.
Но правомерно ли считать деятелей Временного правительства политически недееспособными? Ведь многим еще накануне Февраля они казались лучшими представителями своего класса. И после Февраля буржуазные круги поначалу буквально молились сначала на первого премьера Г.Е. Львова, потом на Керенского. Эти их оценки тогда полностью разделяли и западные партнеры российской буржуазии{123}
. Но вскоре те иВ эмиграции на Львова, Милюкова, Керенского, других деятелей февральского режима возвели хулы не меньше, чем на последнего императора. Но правды в ней не намного больше, чем в случае с Николаем II. Гораздо более объективной, близкой к истине, чем мнение о бездарности, безвольности и т.п. качествах деятелей Временного правительства, представляется противоположная точка зрения. Наиболее откровенное выражение, как нам видится, она нашла в (до сих пор опубликованных лишь частично) «Очерках экономической истории русской буржуазии» историка-большевика А.П. Спундэ[30]
:«По своим личным качествам почти все члены Временного правительства были наиболее талантливыми членами своих партий. Это, несомненно, было самое талантливое правительство, которое только могла
создать тогдашняя русская буржуазия». Но: «Для решения самых острых вопросов, поставленных неумолимым ходом истории, Временному правительству опереться было не на кого… И это объяснялось прежде всего тем положением, которое занимала буржуазия в русской политической и экономической жизни»{124}.Во Временное правительство российская буржуазия действительно делегировала своих самых способных представителей. Тот же Керенский гораздо лучше Корнилова или даже Милюкова понимал, какая политическая тактика в данный момент лучше отвечает долгосрочным интересам буржуазии (которая потом обзовет его «истериком»). Так, он отлично осознавал, что резкие действия, вроде открытой попытки Корнилова установить диктатуру, и даже резкие высказывания, вроде реплики Родзянко о необходимости сдать Петроград врагу, приносят лишь вред господствующему классу. Они раздражают народные низы и в то же время открывают им, не приближая к осуществлению, истинные планы буржуазии. В отношении этих не но разуму ретивых «патриотов», оказывавших власти собственного класса поистине медвежью услугу, Керенский был вправе чувствовать нескрываемое раздражение как тогда, в 1917-м, так и десятилетия спустя уже в эмиграции. Ведь даже там они не желали понять, что если и был у российской буржуазии в 1917 г. какой-то шанс удержаться у власти, то он мог заключаться только в последовательном проведении центристской политики, не провоцировавшей экстремизма народных масс!
Керенский оттягивал начало Гражданской войны, так как опасался, что при наличном соотношении сил она закончится для буржуазии поражением. И оказался прав. Корнилов и стоявшие за его спиной этого не понимали. Они хотели как можно быстрее развязать гражданскую войну, а дальше видно будет. Правда, они были почему-то уверены в своем успехе. Керенский был чужд этого авантюризма, но не смог уберечь от него господствующий класс. В какой-то момент сиюминутные устремления российской буржуазии и осторожная тактика Керенского разошлись в разные стороны.
Даже Милюков не понимал в достаточной степени всех объективных трудностей. В разгар корниловского путча он явился к Керенскому с предложением — уйти в отставку, передав всю полноту верховной власти третьей фигуре — генералу Алексееву. Корнилов и поддерживавшие его генералы, считал Милюков, согласятся на такой компромисс, и мятеж утихнет сам собой. И Керенский несколько часов, по-видимому, серьезно обдумывал это предложение. Но затем правильно оценил расстановку сил и увидел, что с Корниловым, кроме горстки генералов без войск, в сущности, никого более нет.